С этими словами он подвел инженера к креслу и усадил его. Секретарь уже вносил две чашки дымящегося шоколада. С первых же секунд Зуев отметил, что Язин, хотя и бледен, но исключительно собран. «Лицо как у ученого», – подумал инженер.
– Мы должны перестроить большой дом, – начал Язин, дружелюбно смотря ему в глаза. – Тот самый, который вы построили здесь несколько лет назад. Без вашей помощи мы рискуем нарушить секретную планировку здания и, скажу откровенно, выдать некоторые тайны.
– Понимаю, – кивнул головой Зуев. – Вам надо показать секреты Главурана. Мне, однако, нужен план. Это ускорит работу.
Когда план был разложен на столе, Зуев, пробегая чертежи, постепенно восстанавливал в памяти деталь за деталью.
– Помощь ваша должна быть самой открытой, – добавил Язин. – Это очень важно для нас.
– Да, да, конечно, – задумчиво говорил Зуев, не отрываясь от чертежей и доставая авторучку.
Его память поразила Язина. Через десять минут Зуев был готов к докладу. Говорил он кратко и ясно. Полковник все более отчетливо представлял себе запасные ходы, хитроумные приспособления для засекречивания тайных коридоров, разветвленную систему линий охраны здания.
Слушая, Язин стенографировал важнейшие моменты из доклада Зуева и одновременно просматривал пояснительные схемы, которые быстро набрасывал Зуев. Эти наброски Язин тут же вклеивал между своими заметками в блокноте.
Окончив доклад, Зуев спрятал авторучку, откинулся на спинку кресла и неожиданно сказал:
– Вас не удивило, что я так быстро вспомнил здание, хотя строил его много лет назад? Объяснение очень простое: месяца два-три назад я уже делал доклад об этом же здании одному инженеру в Москве.
Собрав все самообладание, Язин спросил:
– В связи с чем, если не секрет, делался этот доклад?
– Тогда тоже от вас, из Ясногорска, приезжал инженер по фамилии… – тут Зуев задумался, – по фамилии Некрасов! Ему поручили ремонт здания. У Некрасова было направление к нам из Главурана и рекомендация от МВД.
– Как выглядел этот инженер? – спросил Язин, чувствуя, что летит в пропасть.
– Высокий, плотный, седоват, лет 50. Обходительный, речь вычурна.
Открыв ящик, Язин достал из него фотокарточку.
– Не он?
– Он, он! – радостно кивнул Зуев. – Антон Антонович Некрасов.
– Вы должны понять мое любопытство, – заговорил Язин, стараясь сохранить спокойствие, – мне казалось, что в изучении Главурана я первый. Мне поэтому интересны детали вашего разговора с инженером Некрасовым.
– Помню, Антон Антонович очень спешил: его вызывали в Минск. Для беседы со мной он располагал одним только вечером. Он так торопился, что забыл захватить с собой типовой план здания. Мы провели с ним приятный вечер. Разумеется, немного вина. Обаятельный человек!
– И вы рассказали ему то же, что и мне? – спросил Язин.
– Да, почти. Пожалуй, вам только рассказал больше. Кстати, вопросы у вас одинаковые: секретные ходы здания.
Когда Зуев ушел, Язин вскочил на ноги и принялся за бешеную гимнастику. Это было его обыкновенным приемом, чтобы отогнать гнев, волнение, успокоить нервы. Язин все более ощутимо понимал, что его противник обладает не только смелостью, граничащей с наглостью, не только широким набором фальшивых документов, но и точной информацией. Как никто другой, Язин знал, насколько трудно установить фамилию инженера, строившего секретное здание много лет назад, насколько трудно отыскать его, а затем еще и обмануть.
Было ясно, что противник долгие месяцы готовился к проникновению в Главуран. И перед Язиным возникли новые и страшные вопросы.
Не фотографировался ли главный журнал прежде и притом многократно?
Не уходили ли за границу атомные тайны Союза?
20. Цитатель Головнина
Отец Головнина, преподаватель гимнастики в институте, приложил много усилий, чтобы воспитать своего сына человеком воли и трудолюбия. Он сумел это сделать. Головнин-младший по одному лишь мысленному приказу накануне легко поднимался точно в 3–4 часа ночи, без видимого усилия мог обходиться три дня без пищи и воды, заставлял себя отказываться от любого удовольствия, в минуты наибольшей физической усталости мог забыть утомление. И уже дважды он вырывал из своей души зародившуюся было любовь.
При всем этом Головнин отличался внешней мягкостью и обходительностью. Редко кто понимал эту глубокую натуру, полную страстей, противоречий, жаждущую развернуть свои крылья во всю ширину. Его давней мечтой было путешествие по странам Европы, Азии, Америки. Ради кругосветной поездки он ничего не пожалел бы.
Проницательный человек, знакомый с людскими страстями, мог бы играть на особенностях его характера и даже использовать его в своих целях.