Синий шихан

– У вас прекрасная мать! Вы понимаете, что это… это… – Печенегова, ища подходящее слово, пощелкала пальцами. – Это искусство, талант! Понимаете?

– У нас в аулах многие умеют так делать; только одни мастерят хорошо, другие хуже. Мать наша хорошо знала это дело. Умела коня из глины вылепить, коров и разных птиц.

– От кого же она научилась?

– От своей матери.

– У вас ковры ткут обыкновенно женщины, а вы… джигит.

– Когда маленький был, помогал матери. Теперь без такой работы не могу.

– Но чем же я отплачу за этот великолепный подарок? Садитесь, гостем будете! – Зинаида Петровна пододвинула ему кресло. Сама взяла колокольчик, позвонила. Потом прилегла на диван и сбросила с маленьких ног раскрашенные туфли.

– У вас очень хорошие кони, – присаживаясь на кресло, заговорил Кодар. – Я знаю эту породу. У меня есть небольшой косяк кобылиц. Я бы хотел пустить их в ваш табун.

– Вы хотите улучшить породу коней? Но, кажется, ваши аксакалы противятся этому?

– Наши аксакалы любят сильных лошадей и не хотят, чтобы ушла от них выносливость. Слабые кони не могут вынести наших буранов. А я думаю, что если жеребенок родится здесь, то он привыкнет и к этому. У нас так говорят: от хорошего дерева растут и хорошие листья.

«Он, кажется, умен», – подумала Печенегова, внимательно рассматривая его.

– Вы грамотны?

– Могу читать, писать. Арабскую письменность знаю.

Говорил он мягким, приятным голосом, делая твердые, но неправильные ударения.

– А по-русски?

Вошла Даша и позвала Зинаиду Петровну завтракать.

– Хочешь, я буду учить тебя русской грамоте? – неожиданно для самой себя проговорила Зинаида Петровна, когда девушка вышла.

– По-русски тоже умею, – ответил Кодар. – Меня научил один очень хороший человек, он…

– Кто он такой? – спросила Печенегова.

– Он – русский учитель…

В столовой, куда пригласила своего гостя Печенегова, Кодар увидел много незнакомых ему людей. Здесь был Владимир Печенегов, молодой офицер с белокурыми волосами и неприятным, угристым лицом, и его новый друг Бен Хевурд, одетый в простую русскую косоворотку. Кодар принял его за купца. Рядом с ними сидел рыжий Иван Степанов, напротив – инженер Шпак.

Кроме Ивана Степанова, хорошо знавшего Кодара, на гостя все посмотрели, как на большую и необыкновенную в этом доме редкость. Увидев вытканный Кодаром ковер, особенно заинтересовался им Хевурд-младший. Но он стал спрашивать Кодара не о коврах, а о породах лошадей, их выносливости и резвости. Бен Хевурд даже полюбопытствовал, сколько «мистер Кодар» надаивает в день кумыса.

– Один турсук, – неохотно ответил тот.

– Почему так мало?

– Нам хватает. Больше жеребятам оставляю.

Кодар пил чай из блюдечка, поставив его донышком на вытянутые пальцы.

– На скачках будешь? – спросил его Иван, знавший лошадей Кодара и чувствующий в нем соперника.

– Не знаем. В байге будем скакать.

– Значит, козла драть станешь! Вот, барин, умора-то!

Иван запросто ткнул локтем в бок Хевурда и, не замечая гримасы на его лице, продолжал:

– Посмотрите, как они будут козленка потрошить.

– А что это такое? Я в детстве слышал об этом, но никогда не видел.

– А вы расспросите его, он вам расскажет.

Бен Хевурд повернулся к Кодару.

– Так просто говорить – непонятно будет. Надо посмотреть…

– Нет, ты все-таки скажи, – приставал захмелевший Иван. – На наших казачьих скачках участвовать будешь? Вот этот господин, – кивая на Хевурда, продолжал Иван, – заморских лошадей привел, хочет наших степных обтяпать! Да мы на своих мухортеньких всех позади оставим! Видал, каких аргамаков наша любезная Петровна пригнала! Львы!

Печенегова, изобразив на своем лице улыбку, кивнула головой. Развязность Ивана последнее время начинала ей надоедать, да и по станице о ней шли самые нелестные слухи. Но приходилось пока терпеть. Все оплачивалось чистым шиханским золотом.

– Вы имеете свой косяк? – с любопытством рассматривая Хевурда, спросил Кодар.

– Он имеет самых породистых лошадей, – заметил Владимир Печенегов, не принимавший до этого участия в разговоре.

Владимир Печенегов был недоволен обстановкой в доме. Половину дома занимали чужие люди, какой-то нелепый Митька Степанов, напомаженный Иван, почти все время торчавший около мачехи и без всякого стеснения заходивший к ней в спальню. И этот еще инженер Шпак с усиками, хитро косившийся на Митькину Марфу. «Препротивная рожа», – думал о нем Владимир.