Синий, который красный

— Ты такой умный, правда? Ловко придумал про коралл. А ты случайно не подумал, что эти силы — не мои, и долго я ими пользоваться не смогу? Так, несколько минут…

Зато в каком количестве. До Макса вдруг дошло, чем могло быть чревато применение кораллов и почему Дара с самого начала не озвучила этот выход.

Поразительно, но до Кристо это тоже как-то дошло.

— О… — начал Макс на вдохе.

— Жухляк, — жалобно продолжил Кристо на выдохе…

* * *

Кабинет директора Одонара отнюдь не был примечательным. Многие сходились во мнениях, что любая кладовка Вонды — и то интереснее.

Во-первых, он был очень тесным. И вовсе не оттого, что в нем было много мебели. Мебели как раз было — шкаф, стол и несколько стульев, и все это в самом скромном стиле. Даже Эл Колченог, зайдя в этот кабинет, проникся бы и предложил коллеге пару стульев из своей коллекции.

Но в кабинете Экстера Мечтателя редко бывали гости из-за пределов Одонара. А тех, кто учился или работал в артефактории, не удивляла местная обстановка. И то, что стол директора всегда завален горой свитков. И то, что в шкафу всегда стоят шестнадцать книг Хроники Альтау, а вид у них такой, будто к ним ни разу не притрагивались. И то, что на непременной картине с Cечей Альтау начисто отсутствует победный настрой. Израненный Солнечный Витязь на картине уходил прочь, закрывая лицо от соратников, и сияние вокруг него и знаменитого клинка гасло, стекая с плеч Витязя и лезвия меча, превращая черные ирисы поля Альтау в белые.

Двумя несерьезностями в директорской обители были цветы в вазе на столе — всегда свежие — да еще круглое, смешное узорчатое зеркальце на подставке, отделанное розовой галькой. Любой посетитель Экстера, с каким бы серьезным делом он ни явился, тут же начинал пялиться на это розовое непотребство и уже не мог отвести глаз.

Кладовщик Вонда не был исключением, хотя разглядывание зеркальца не отвлекало его от бытового нытья.

— …а еще тоже Гробовщик разошелся. Носится, говорю тебе, со своим Перечнем, а лучше бы путное что сделал, а он только страх нагоняет — мол, что-то не так в мирах! А ведь и без того же понятно, что в мирах что-то не так, а что с этим сделаешь? И запирается он у себя в Особой Комнате — что там творит? Еду туда носить приказывает, а я разве прислуга — еду носить?

— Нет, Вонда, конечно, нет, — меланхолично откликнулся директор.

Он особенно не слушал. В вазе перед ним сегодня стояли нарциссы и розы — убийственное сочетание, — а перо неторопливо гуляло по свитку, выписывая строчки очередных стихов:

Прикосновенье губ к губам –

Какое ласковое чудо!

Из ангельского ниоткуда

Ниспосланное кем-то нам…

— Еще Караул как взбесился, хочешь помыть его — так чуть руку не отхватил. Разве ж у меня рук много?

— Нет, Вонда, нет…

— А из Опытного Отдела свои новинки в озере пробуют. По ночам, поганцы. Что на них, Бестии нет?

— Нет, Вонда, н…то есть, есть, конечно…

— А этот гадёныш, Скриптор, — Вонда понемногу распалялся, дергал за воротник куртки и почему-то с ожесточением смотрел на мандолину, которая приютилась на соседнем столе, — мне на куртке надпись сделал, ругательную. Написал «ЧМО», а что это такое, я тебя спрашиваю? Нанесли, понимаешь, контрабандных словечек, да если бы только словечек, а у них и эти игры, и сигареты…

— Да, я знаю об этом…

Секундно-тихое тепло,

Что лучше солнца согревает,

А иногда и разбивает

Над сердцем изо льда стекло.

— А этот новенький, Арнольдиус который, за ним ведь девчонки бегуют почти как за Павлином полста лет назад — помнишь? Вот смотри, опять тебя позовут именинным отцом, что делать потом будешь?

— Наверное, подберу имя для младенца, Вонда…

Кладовщик уничтожающе фыркнул на мандолину.

— А тут еще и нежить расплодилась, просто хоть что ты хочешь делай. Я-то думал, этой погани нет пути в Одонар…

И даже если сердцем пуст

Перо директора замерло.

— Нежить, Вонда?

— Да Гробовщик уж жаловался, что к его драгоценной Предсказальнице подбирались какие-то из этой братии. В Особую Комнату забраться, это ж в какое время мы живем! — Вонда закатил глаза и ударился в воспоминания: — Вот, когда мы с ребятами шли на Сечу Альтау…

Тонкие брови Мечтателя сошлись на переносице. Перо завихляло по пергаменту, выписывая машинально:

Нет проще к счастию дороги…

Мечтатель вздохнул и отложил перо.

— Я почти закончил, Вонда, — проговорил он. — Хочешь послушать?

Брюзгливого выражения на стариковской физиономии как не бывало. Его заменила паника в чистом виде.

— Я… конечно… — заговорил он, поднимаясь. — Но только я… Караула мыть… детишкам книги выдавать… поганец Скриптор… куртку вот стирать…

«…рать» он договорил уже за дверью. Мечтатель движением пальцев подозвал мандалину, поводил по струнам, потом вдруг на что-то решился, взял легкомысленное зеркальце и словно невзначай укололся при этом об острую розовую гальку. Алая капелька крови сползла по уголку камешку, окрасив сначала его в красный цвет, а потом и все остальные. Под конец и само зеркальное стекло окрасилось в закатные тона.

— Фелла, — позвал директор тихо. — Фелла, ответь мне.