Синие цветы II: Науэль

И вышел из комнаты. Я не врубился совершенно. Неспособный поверить, что он действительно ушел, я ждал его возвращения. Собрал свои вещи, рассовал по карманам. Мне снова поплохело. Я лег на кровать и уснул.

Позже меня растолкал человек в белом врачебном халате. Он осмотрел меня, взял у меня пять пробирок крови и мазки из всех доступных и малодоступных мест и поставил мне капельницу. Игла в руке мне не мешала. Я снова уснул.

Проснувшись, я обнаружил, что меня укрыли одеялом. Увидел сквозь прозрачные занавески сумерки. Тот странный тип стоял возле окна и любовался видом. Он больше не был розовым – переоделся в белую рубашку и серые брюки и выглядел чинно-благородно.

– Добрый вечер, – сказал он, развернувшись ко мне. – Или доброе утро, как хочешь.

Я набросился на него с расспросами: что за дерьмо происходит? куда он смотался?

– У меня нет обыкновения трахать кого-то, кто столь очевидно этого не хочет и к тому же может издохнуть непосредственно подо мной.

Его ответ взбесил меня окончательно, и я вскочил с кровати. Он наблюдал за мной холодным взглядом.

– Тогда зачем ты притащил меня сюда?

– Узнаешь, потом.

– Не останусь ни на секунду дольше!

– Ты можешь сбежать из этой комнаты, даже из этого дома, но дальше парка ты не убежишь. Не беспокойся – через месяц я выпущу тебя в целости и сохранности. В большей целости и сохранности, чем ты сюда прибыл.

Я не мог поверить, что попал в такую дурацкую историю. У меня было много что сказать по этому поводу. Он выслушал мою истерику и посоветовал мне смириться и не трепать себе нервы.

– Так будет лучше для тебя.

Моя самая нелюбимая фраза после «ты красивенький» и «расслабься». Я начал вопить:

– Да ты-то откуда знаешь, что для меня лучше?!

Он поджал губы.

– Поверь мне, я в этом разбираюсь.

Я заставлял себя трепыхаться, спорить, но в действительности мне было уже все равно, даже если я действительно застряну в его доме на целый месяц. В любом случае у меня не было сил плестись куда-то, и я едва помнил, откуда пришел. Он обхватил ладонями мои щеки, посмотрел мне в глаза – немного снизу вверх, я был выше его ростом. Его взгляд был безмятежен.

– Ты самый очаровательный рассадник инфекции, который я когда-либо видел. Не терпится посмотреть на тебя, когда ты смоешь с лица эту цветную грязь. Одичавшее, красивое, запутавшееся существо.

Нежность в его голосе завораживала меня, его прикосновение отзывалось во мне усталой болью, и мне захотелось сдаться, подчиниться ему. У меня уже и злости не было. Ослабнув, я сел на кровать.

– Меня зовут Дьобулус, – невозмутимо представился тип. – А тебя – Науэль, – и на этом он снова исчез.

Пару первых дней я ощущал себя щенком, подобранным с помойки. Меня отмыли, накормили, предоставили корзину для сна. Но хотя бы врач задавал мне вопросы, а то я принял бы его за ветеринара. Дьобулус не приближался ко мне, видимо, решив дать мне время на адаптацию. Мне никто не был нужен, только бы меня не дергали и позволили лежать без движения и без мыслей. Мне приносили еду, от которой я поначалу отказывался, но затем меня все-таки соблазнил ее приятный запах.

Утром третьего дня я почувствовал себя неожиданно хорошо. Выбравшись из комнаты, я долго блуждал по дому, пока не нашел Дьобулуса в его заставленном книжными стеллажами кабинете, после чего немедленно устроил ему скандал – одна из самых доступных для меня форм общения. Дьобулус выслушал меня внимательно и молча, затем обогнул стол, поднял меня и аккуратно швырнул через всю комнату на мягкое кресло. Я приземлился безболезненно, но с вытаращенными от удивления глазами. Не будучи ни высоким, ни крепким, Дьобулус не производил впечатления человека, способного на такие трюки.

– Это было на случай, если у тебя возникли сомнения в моем превосходстве, – объяснил Дьобулус, снова усаживаясь за стол. – Я сильнее. Бессмысленно воевать со мной. Ты никогда не выиграешь. Принял к сведению?

Я кивнул и достаточно вежливо попросил сигарету. Ему удалось меня поразить. В тот день он уже не походил на мафиозного клоуна. Он был изыскан и элегантен. Каждое его движение наполняли спокойствие, уверенность и гибкая, кошачья лень.

– Зачем ты забрал меня с улицы?

– Я заподозрил, что ты сможешь найти себе лучшее применение, если не позволить тебе загнуться под забором.

Сам я в этом очень сомневался, но спорить не стал и намекнул:

– Ну, так давай найдем мне лучшее применение.

В ответ он заявил, что занят, что я ему мешаю, и отправил меня к своей дочери. Я обалдел. Я был явно не тем, кого отправляют к своей дочери, если только не хотят создать проблемы и ей, и себе. Я же испорчен до мозга костей.

Лисица (по-ровеннски ее имя звучало «Локайя»; мне никогда не понять этой идиотской манеры ровеннцев обзывать своих детей названиями животных) оказалась стройной, даже худой, высоченной огненно-рыжей девушкой, старше меня на несколько лет.