- Хорошо, - сказал Гард, - тогда объясните мне, генерал, почему, располагая таким количеством доводов в пользу вашей программы колонизации Марса, вы так страстно желаете сделать меня единомышленником, а не…
Дорон понял с полуслова.
- Вы хотите спросить, чего я боюсь? - произнес он все с той же нестерпимой откровенностью, которую можно позволить себе лишь с человеком, неотвратимо приговоренным к смерти, или с самым близким другом, при этом глухонемым. - Извольте. Я боюсь разглашения моей тайны, но вовсе не среди широких масс народа. Тут я все рассчитал: народ мне не помешает, я знаю его психологию раба, скорее он мне поможет! Я боюсь равных себе, комиссар. Узнав об этом деле, они начнут меня бояться и сорвут эксперимент.
- Что же тогда будет? - спросил Гард.
- Плохо будет, - с необычайной простотой ответил генерал. - Они приведут в действие тот самый формальный закон, который вы олицетворяете, и посадят меня в тюрьму, благо кое-какие формальные основания для этого могут быть найдены. «Зону» они прикарманят, поделят между собой, у нее будет не один шеф, как сейчас, а десяток или полтора. Или просто ее уничтожат, если не смогут договориться, это очень легко сделать - нажатием одной кнопки. И все это со всеми обитателями, как синими, так и белыми, взлетит на воздух… - Дина Динст вздрогнула при этих словах и сжала пальцами виски. - Но как бы там ни было, - продолжил Дорон, не обратив внимания на Динст, - сорвется эксперимент или осуществится, моим пациентам нет дороги на Землю: либо на Марс; либо на тот, свет, либо вечное заточение в этом инкубаторе под куполом.
- Н-да, - сказал Гард. - Ну а я тут при чем?
- От вас зависит решение вопроса. Уничтожить вас я сейчас не могу, простите за циничное признание. Я ведь понимаю, что вы проникли сюда, сохранив где-то гарантию своей неприкосновенности. Но если вы, комиссар, мне пока не по зубам, я хотел бы иметь вас в виде единомышленника. - Дорон улыбнулся. - У вас безвыходное положение. Гард!
- Тупик.
- Да, тупик. И у меня тоже.
Они умолкли и некоторое время молчали.
- Мне действительно трудно, как никогда, - признался Гард. - Увы, генерал, единомышленник из меня все же не получится, хотя ситуация обрисована вами достаточно верно и в логике вам тоже не откажешь. Я плохо спорил с вами, но не потому, что был согласен с вашими доводами, а потому, что общество, в котором мы живем, не подсказывает мне убедительные аргументы против. Больше того, оно скорее аргументирует ваше мракобесие, - стало быть, стоит того, чтобы вы существовали и делали свое черное дело. Это обстоятельство ставит меня в настоящий тупик, генерал! Я ничего не могу поделать ни с моим обществом, ни с вами, я способен лишь на маленькое конкретное добро, а оно заключается в том, чтобы спасти жизнь несчастным обитателям купола. Сто пятьдесят детей, в числе которых сын моего друга и ребенок Дины Динст, - ваши заложники. И не только ваши! Они как бы заложники пороков нашего общества - я давно это понял, генерал, но я на что-то надеялся, искал лазейку, позволял вам выговориться до конца… - Гард подошел к столику, взял бокал и одним махом опрокинул в себя его содержимое. Затем произнес, слегка поморщившись: - Ладно, давайте исходить из того, что мир все же будет оповещен о случившемся.
- Как вас понимать? - резко спросил Дорон, изменившись в лице.
- Мадам, - сказал Гард, повернувшись к Дине Динст, - теперь вы можете, я позволяю вам безнаказанно объявить своему шефу то, что сидит на кончике вашего языка, но не срывается из-за боязни получить пулю в переносицу.
- Дина! - нетерпеливо воскликнул Дорон. - Что все это значит?
- Здесь был журналист Честер, - устало произнесла Динст.
- А сейчас, - добавил Гард, - как видите, его нет.
Генерал, еще не веря своим ушам, остервенело огляделся вокруг, словно хотел убедиться, что Честера действительно нет, и вдруг сделал ладонями ровно три тихих хлопка, означающих «бурные аплодисменты» в адрес комиссара Гарда. Затем сделал паузу и, дав волю своим истинным чувствам, с силой ударил кулаком по столику. Бутылка стерфорда, подпрыгнув, перевернулась. И в следующее мгновение Дорон уже смеялся, из него воистину мог бы получиться блестящий актер.
- Какой замечательный, но чрезвычайно глупый ход! - проговорил он сквозь приступ смеха. - Ну и концовка! Надеюсь, вы понимаете это, комиссар? Или вы все еще не согласны с тем, что в интересах того же маленького Честера старшему Честеру следует молчать?
Гард стоял, склонив голову, словно ему на затылок тяжело давила чья-то рука.
Немного успокоившись, Дорон сказал:
- Да, это резко меняет ситуацию. Давно ушел Честер?
- Что вы хотите предложить? - спросил Гард.
- Догнать его. Вернуть.
- И что дальше?
- Уговорить молчать! Да опустите свой пистолет! - заорал Дорон инспектору Таратуре. - Скажите ему, комиссар! Я гарантирую вам безопасность! Всем! Вы мне нужны живые и невредимые! Остановите Честера, и я сделаю его и вашу жизнь безбедной, я…
- Честер уже покинул «зону», - перебил Гард. - Кроме того, я уверен, что он не пойдет на наши уговоры, даже если бы попытались его уговорить.