Матвей Иванович отправился осматривать капканы без всякой надежды на то, что найдется такой глупый волк, который попадется в ловушку. Но волк попался. Прежде чем Матвей Иванович успел это заметить, Кулуар молча, с ощетинившейся на загривке шерстью бросился вперед. Волк, до того как Матвей Иванович его прикончил, успел разорвать Кулуару ухо.
— Вот болван, — сказал Матвей Иванович Кулуару, который все не мог успокоиться, — так тебе и надо! Молод еще с такими матерыми разбойниками драться…
Если бы не этот волк, Матвей Иванович, может быть, и не ушел бы из лагеря. Но желание порадовать Плечко, показать ему первую добытую волчью шкуру растопило последние сомнения.
«В два-то дня я, пожалуй, и управлюсь, — подумал Матвей Иванович. — Повидаю, и обратно. А Кулуар здесь останется. Сторож хороший. Да кто сюда в такое время придет?» — успокаивал он себя.
Вечером Матвей Иванович долго возился в кладовой, выбирая при свете фонаря, что бы снести Плечко повкусней. И, уже сложив в рюкзак банку вишневого варенья, масло, икру, сгущенное молоко, засомневался: «Могут не разрешить…»
— Ты как думаешь? — спросил Матвей Иванович у Кулуара, который, просунув голову в дверь, наблюдал за хозяином. — Не разрешат ведь, а?..
Уловив укоризненную интонацию в голосе Матвея Ивановича, Кулуар сконфузился, отвел глаза в сторону и отступил в тамбур кладовки. Дверь тихонько закрылась за ним. Матвей Иванович улыбнулся…
Выходить надо было рано, и еду для своих зверей Матвей Иванович варил ночью. Согнанная с плиты Брыська попробовала было устроиться на полке с книгами, но опрокинула там бутылочку с чернилами, за что ей немедленно попало. Смертельно обиженная, она забралась под койку Плечко и больше оттуда не появлялась.
Кулуар понимал, что Матвей Иванович куда-то собирается, но не знал, возьмет ли он его с собой.
Несколько раз пес открывал наружную дверь, и тогда в комнате было слышно, как в передней цокали по полу его когти, а Джи начинал возиться и недовольно кряхтел от напущенного Кулуаром холода.
Еда была сварена. Матвей Иванович сложил все по-походному, пристегнув под клапан рюкзака свернутую волчью шкуру, и сел на койку починить крепление у лыжи.
Склонившись, он провозился над лыжей долго. Совсем потухла печка, перестал петь чайник, в комнате было тихо. И вдруг Матвею Ивановичу показалось, что кто-то смотрит в окно. Подняв голову, он увидел Кулуара. Положив передние лапы на наличник и растопив своим дыханием лед на полузамерзшем стекле, Кулуар внимательно следил за хозяином тревожным и преданным взглядом…
К утру вызвездило. Было темно, когда Матвей Иванович вынес на крыльцо намазанные лыжи. Потом он ушел в комнату, вернулся с большой кастрюлей и разлил всем еду. Оскорбленная Брыська не хотела вылезать из-под кровати, и пришлось добывать ее оттуда лыжной палкой. Подождав, когда звери наедятся, Матвей Иванович долил снова, а около посудины Кулуара положил на пол оставшуюся гущу.
— Ну вот что, вы тут сразу все не лопайте. С умом надо… Ты куда?! — грозно спросил он Джи и оттащил за ухо от корытца. — Вот прорва ненасытная!.. Пошли-ка на улицу. Погуляйте. Брыська, пожалуйте…
За снежными вершинами вставало солнце. Небо на востоке из светло-зеленого стало розовато-желтым. Горы будто светились в поднимающемся из-за них ослепительном сиянии. Там, на восточных склонах, начинался день, а на западных еще лежали синие ночные тени и было, наверное, очень холодно.
Матвей Иванович надел лыжи и вскинул на плечи рюкзак. Кулуар двинулся за ним. Они дошли вместе до спуска, начинавшегося сразу за лагерем. Матвей Иванович воткнул палки в снег и сказал:
— Ты здесь за старшего остаешься. Понятно? Ну, прощай! — Он прижал голову Кулуара к себе и поворошил ему шерсть на загривке. Пес замер от непривычной ласки.
Когда же Кулуар попытался и дальше идти за хозяином, Матвей Иванович обернулся и спокойно, но сурово сказал:
— Домой!..
Кулуар остановился и не двигаясь долго смотрел, как фигура Матвея Ивановича мелькала внизу между деревьями, потом совсем пропала за поворотом.
Солнце вышло из-за гор, а пес все стоял, напряженно вглядываясь в то место, где последний раз показался Матвей Иванович. Что-то зашуршало в лесу. Это снег осыпался с пихты. Кулуар равнодушно посмотрел туда, повернулся и неторопливо затрусил к дому.
Не взглянув на окоченевшего Джи, который трясся всем телом и, жалобно взвизгивая, пытался открыть дверь, Кулуар улегся на крыльце, вытянув передние лапы. Брыська тоже страдала от холода и мрачно сидела рядом с Кулуаром, подобрав хвост и втянув голову. Она вспоминала нанесенные ей обиды.
Поднимаясь все выше и выше, начало пригревать солнце, и Джи сразу повеселел. Он принялся даже что-то разыскивать в снегу.
В лагере, да и во всем этом ослепительно ярком мире — светло-голубом небе, сверкающих снегами безмолвных горах — было тихо. Чуть доносилось лишь бормотание реки, да время от времени с крыши падали в снег растопленные солнцем капли. Кап… Кап-кап…