Синяя тетрадь

Вот опять идет дождь.
Я не вижу его, но я слышу его шаги.
Может быть, не придешь.
Я не знаю, тогда, вероятно, заплачу с тоски
Зазвонит телефон.
Снявши трубку, услышу знакомый голос.
Это вовсе не ты, это сверху сосед,
И он даже, по-моему, холост.

20.02.2004

«Белым пятнышком в небе облако…»

Белым пятнышком в небе облако
Сизой плесенью люди ползают
Лают – гадкие, плачут – жалкие
На соблазны уж очень падкие.
Смотрят жалобно в отдаление
Ждут халявы и просят прощения
Пятно белое в небе болтается
И все выше по небу взбирается
Люди тыкают в пятнышко пальцами
А иные, бывает, журнальцами
Только пятнышко это не трогает
А посмотрит вниз – люди вздрогнули.

04.03.2004

«Сидим мы в подвале…»

Сидим мы в подвале,
Где тепло, но сыро.
А за стеною ветер
Порывами проныро
Сметает под снег
Пороки людские.
А за стеною тьма
Покрыла ничто. Брошено
И снова жребием волна
За старым годом скошена
Со мною враги, но
Рядом друзья
И верен тот, кто прежде
Лгал, кто втыкал нож в спину
По самую рукоять. Кончено.
Забыты обиды, прощению предана
Память, и лишь колышется
Пламенем яростный порыв верности.
Верности этому миру,
темному и порой страшному, верности людям,
верности чувству. Millenium – Тысячелетие.

2000

Мы не можем действовать…

Мы не можем действовать, следуя собственной воле. Ее нет. Нет ничего. И громкое слово «свобода» снова перечеркнуто гнусным «должны». Для них не было реальности, не было ничего, за что можно было бы зацепиться, чтобы выскользнуть из бездны. Но даже таким образом они не обрели свободу, ибо выбор по собственной воле непрерывно связан с чем-то таким, что обязует поступать так, а не иначе. Жертвы. Но война не бывает без жертв. Вот здесь просыпается страх, страх собственной беспомощности, собственной замкнутости – слабость. Но враг не должен ее заметить. Начинается борьба внутреннего характера – зачем?! Затем, что не может создание сказать, что нет слабости и стать сильным. Слишком просто для них – им нужны чувства, сильнейшие взрывы эмоций, осколки былого счастья, воспоминания… и жалость. И снова в момент, когда борьба ломает стержень мира на две неравные части, враг нападает. Он оставляет тлеющие останки за своей спиной, он никогда не исчезает навсегда. Враг. Избавиться от него можно только лишь за чертой. Только там, в пустоте, вечный покой, и дрожь мира уже не в силах добраться до израненного естества. Здесь время лечит раны и ни один шорох не может пустить кровь заново.

Лишь это – то единственное, что можно считать выбором, … но ведь он слишком прост. Простая игра была не для них, и они продолжали жить. И вновь бесконечные жертвы, незаживающие раны и кровь, свежая, сладкая – от этой страсти слишком трудно отказаться. Странность – вот природа театра, чью сцену эти актеры еще не покинули, да и вряд ли успокоение столь необходимо двум безумным творениям серой мглы.

ЛаиЭллинн, 2001

«Опутанная полупрозрачной паутинной нитью…»

Опутанная полупрозрачной паутинной нитью
Окованная тончайшей железной цепью
Любимая давящей, но верной любовью
Живу я тоскливо-счастливой судьбою.

20.10.2004

(здесь мне вспоминается пришедшее в 90-е: «Я ослеп. Я смотрю и не вижу. Тяжелые каменные глыбы вращаются около меня – это слова». или типа того, я уже не помню. там еще был соответствующий рисунок. да, много воды утекло с тех пор…)) – И.Б.

«Мне жалко непрожитых чувств…»