Sing For Me, Cry For Me

Эта мысль снова заставила слёзы навернуться на глазах, и он задохнулся от удивления. Он был уверен, что у него больше уже не осталось слёз. Но теперь, когда эти слёзы вновь потекли по его щекам, он почувствовал, что ему стало легче. Он не мог объяснить, почему на губах расплылась эта слабая мягкая улыбка. Но эти слёзы сделали его хоть немного, но счастливее; они заставили его понять, что, несмотря на то, что с ним сотворили, он всё ещё остаётся человеком. Он всё ещё может чувствовать боль, реагировать на неё, и может испытывать массу других эмоций, которые сейчас буквально переполняли его измученное тело. Он всё ещё был жив. И этот выбор, выбор, чтобы жить дальше, никто и никогда не смог бы у него отнять.

С этими мыслями он, даже не снимая одежды, забрался в свою кровать и задёрнул полог. Он чувствовал, что этой ночью ему явно будет не до сна. Гарри нужно было время, чтобы всё прочувствовать, обдумать и понять. Поскольку, даже не смотря на то, что он ненавидел Люциуса Малфоя за то, что тот с ним сделал, но вместе с тем он не мог и отрицать, что когда Люциус овладел им, пусть даже против его желания, он заставил его почувствовать себя абсолютно цельным, удивительно завершённым. И Гарри никак не мог понять: почему, испытывая вполне обоснованную ненависть к этому человеку, преступившему как людские законы, так и законы природы, он наравне с этим ощущает и какую-то странную благодарность. Он не мог понять, как человек, причинивший ему столько боли, может вызывать в нём подобные чувства. Впервые за всю его жизнь ему приходилось заняться самоанализом.

Он поудобнее устроился на подушках, сжался в комочек и принялся ждать утра, когда он сможет, не вызывая излишних подозрений у соседей по комнате, спокойно принять душ (хотя возможность как следует помыться в ванной выглядела более предпочтительной).

Его изнасиловал Люциус Малфой, он чувствовал себя больным и осквернённым, измученным и опустошенным; и при этом целым и словно рождённым заново… и благодарным, а уж это совершенно было лишено всякого смысла.

Он стал перебирать в памяти всё, что Люциус ему наговорил и чётко осознал, что никогда больше не хотел бы снова услышать этот голос. В то время как действия мужчины были иногда (Гарри фыркнул) откровенно жестокими и мучительно болезненными, его слова всегда звучали мягко и успокаивающе, словно он действительно верил в то, что говорил. И от этого произошедшее казалось ещё более непонятным.

Как один и тот же человек может быть в одно и тоже время таким жестоким и таким добрым, таким холодным и таким ласковым, таким беспощадным и таким сострадательным? Как он, Гарри, мог хоть на миг предположить, что Люциус не хотел сознательно причинить ему боль, жестоко оскорбить или унизить? Малфой всегда ненавидел его, он раздувал в своём сыне ненависть к нему, а сейчас он сделал с ним одну из самых непростительных вещей; и всё же у Гарри были некоторые сомнения относительно его истинных намерений. Пусть это казалось нелепым, но за всем произошедшим ему чётко виделась какая-то скрытая причина.

Почему он сказал: - «Я сожалею, любовь моя, но я должен был это сделать»? И что это обязано означать? Он каждого мальчишку, которого насилует, называет «любовь моя»? И прежде всего, почему он вообще сделал это с ним? Ведь не стоял же за спиной Люциуса некий Тёмный Лорд под мантией-неведимкой, и не требовал от него таким странным образом доказать ему свою преданность.

Был только один единственный способ получить ответы на все мучившие его вопросы - это встретиться с Люциусом лицом к лицу; а Гарри, хотя порой и бывал храбрым до безрассудства, не приблизился бы вновь к этому человеку даже в том случае, если бы от этого завесила его жизнь.

«Но ты вполне мог бы это сделать», - вкрадчиво сказал коварный внутренний голос, - «Потому что тебе понравилось, когда он называл тебя «котёнком» или «любовь моя»; ведь никто до этого так к тебе никогда не обращался. И он знал, он прекрасно знал, что ты хотел бы услышать, и что за чувства ты хотел бы испытать».

«Чувства, которые я хотел бы испытать? Да он изнасиловал меня, вряд ли я хотел испытать именно это!»

Гарри, чувствуя подступающие к глазам слёзы, в полном отчаянии зарылся головой в подушку. Это было уже слишком. И главное, что он так и не разобрался в том, что же произошло.

Он закрыл глаза, ещё сильнее вжался лицом в подушку, и на мгновение мысль о том, чтобы раз и навсегда самому покончить со всем этим, незваной гостьей посетила его мятущийся разум. Это тоже своеобразный выбор, разве не его ты всегда так жаждал?

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,