— Отправила почтовым переводом. Конечно, ни слова благодарности я не услышала, даже не подтвердил, что деньги получены. Но раз перевод не вернулся, значит, попал, кому следует.
— Ну, а как он к вам стал относиться после этого?
— Сильно переменился, даже шутить изволит. «Вы, госпожа Мукаи, из семьи богатых землевладельцев?» — вот такие дурацкие шуточки. Думает, верное, что его глупости для меня комплимент.
— Да-а, дела… А может, ему просто стало стыдно?
— Он мерзавец из мерзавцев. Такие типы — худшие из людей. Сейчас везде говорят, что политики у нас коррумпированные, но те хотя бы по отношению к избирателям ведут себя прилично. А этот Нагата даже притворяться не считает нужным. И такие люди поступают в медицинские институты!
— Вряд ли он получает взятки от всех пациентов. Кого-то же он должен лечить просто так, — сказала Юкико, размышляя о том, стоит ли передавать дочери Хацу, у которой явно прохладные отношения с матерью, то, что ей только что поведала Сакаэ.
— Ну наболтала я лишнего…
— Нет, что вы! Спасибо. Вы мне дадите адрес Нагаты, если понадобится?
Юкико рассталась с Сакаэ у двери прачечной и направилась в палату.
Хацу Ивамура, казалось, спала, но когда Юкико окликнула ее, тут же открыла глаза.
— Это я, ваша соседка — Хата. Доброе утро.
Старушка посмотрела на Юкико, но, видимо, так и не поняла, кто перед ней, даже не поблагодарила за вчерашние хлопоты.
«Должно быть, еще снотворное действует, — подумала Юкико, — вот старушка и кажется не в себе». Игла капельницы все еще в вене, вокруг — больничные стены… Юкико подумалось, что, доживи она до возраста Ивамуры, то, возможно, и у нее голова бы пошла кругом.
Старики — они как треснувшая чайная чашка. Треснувшая чашка уже не может служить как прежде, но, с другой стороны, она ведь еще не разбилась. Одно неосторожное движение — и чашка развалится на части.
До того случая с вареньем Юкико не приходилось бывать в доме Ивамуры. Невежливо без какого-либо важного дела вторгаться в дом здорового человека, даже если это старик. Юкико слышала, что нередко соседи навещают своих пожилых соседей; а бывает и так, что родственники ненавидят своих стариков. Юкико же не хотела делать ничего лишнего. Легко прослыть хорошей и доброй, навещая покинутого человека, но чужой дом есть чужой дом, и о своей жизни люди кому попало рассказывать не станут. Вот Юкико и убеждала себя, что не должна вмешиваться в чужую семью.
— Бабуля, можете не беспокоиться о доме. Я газ перекрыла, дверь заперла, — сказала Юкико.
Хацу Ивамура прошептала:
— Хорошо. Спасибо, — но слова благодарности вышли какими-то формальными, пустыми.
— Вы меня узнаете? — Юкико только что сказала свое имя, но ей хотелось удостовериться, что Ивамура понимает, кто она такая, так что она еще раз назвала себя.
— Как вы сказали? Что-то я не припомню…
— Я ваша соседка, Хата!
И снова реакции не последовало. Юкико поняла, что Ивамура действительно не в себе.
— Тяжело лежать под капельницей? — спросила Юкико.
— Нет…
— Вы скоро поправитесь и вернетесь домой. Кушайте хорошенько.
— Да…
Дальше разговор не пошел. Еще недавно Хацу вела себя иначе. Когда она просила Юкико открыть ту банку с вареньем, она явно осознавала, что доставляет Юкико беспокойство. Сегодня все было по-другому.
В этот момент в палату вошел врач. У него были большие глаза и какое-то ребячливое выражение лица. Он взглянул на кровать Сакаэ Мукаи:
— А госпожи Мукаи нет?
— Я совсем недавно видела ее в коридоре, — с готовностью сказала Юкико, цепляясь за возможность переговорить с врачом. — Вы доктор Нагата?
— Да, он самый… — подтвердил тот.
— Я соседка вашей пациентки — Хацу Ивамуры. Это я помогла отправить ее в больницу на «Скорой помощи». Ее дочь еще не приходила, и я бы хотела передать ей, как обстоят дела…
— Знаете ли, у нее все-таки возраст… Но она в сознании.
— Она очень изменилась за эти сутки.
Врач пока не знал, что Ивамура плохо воспринимает окружающее.
— Сейчас мы делаем анализы. Я поговорю с дочерью, когда та придет.
— Спасибо, доктор.
Юкико стало ясно, что нет смысла продолжать разговор. И дело было не в том, что, как говорила Сакаэ Мукаи, доктор Нагата — невоспитанный грубиян или он был невежлив с Юкико. Просто говорить было не о чем.
Врачебная тайна есть врачебная тайна. Никто из медперсонала не станет рассказывать постороннему о состоянии больного. Больше здесь Юкико ничего не держало, так что минут через пять, когда вернулась Сакаэ Мукаи, Юкико поднялась:
— Очень прошу, позаботьтесь о ней!
— Уже уходите? — спросила Сакаэ. — Тогда я дам вам адрес доктора, вы ведь просили, — сказала она громко, ничуть не беспокоясь о том, что ее кто-то услышит. Сакаэ выдвинула ящик тумбочки, порылась в нем и, вытащив газетную вырезку, на полях которой был записан адрес, отдала ее Юкико:
— Можно взять?
— Конечно. Моя невестка уже переписала.
Юкико не помнила, просила ли она у Сакаэ адрес. Она только интересовалась, можно ли обратиться к Сакаэ в случае необходимости. Однако Сакаэ поняла ее по-своему, поэтому Юкико не смогла отказаться.