СИНЕЕ ЖЕЛЕЗО

- Вы думаете? - Красногоров пристально посмотрел на меня и уселся в кресло, напротив. - Первые сведения о динлинах привез в Россию наш монах. Он прожил в Китае двадцать пять лет и, как я понимаю, неплохо разбирался в древних китайских рукописях. Звали этого монаха Иакинф Бичурин. Так вот, рукописи содержали в себе кое-какое объяснение тому, что с лица земли бесследно, как вы сказали, исчез целый народ.

В конце прошлой эры на землю динлинов обрушились гунны, обитавшие в те времена в Центральной Азии. Китайцы называли их хунну: злые рабы. Отчаянно отбиваясь, динлины уходили все дальше на север. Часть их осталась на родине и смешалась с монгольским племенем гянь-гуней, которое пришло вместе с завоевателями. Эти смешанные племена и были далекими предками современных хакасов. Потом гунны ушли, оставив своих наместников. Я бы мог рассказать вам много интересного, но сейчас уже поздно, и вам пора домой.

Я поднялся, видя, что старик устал.

- Простите, Андрей Ильич, последний вопрос.

- Да? - сказал Красногоров.

- Как вы думаете: ведь должны же были динлины где-то уцелеть?

Красногоров на минуту задумался. Потом ответил:

- Среди енисейских киргизов мы с ребятами встречали светловолосых и светлоглазых людей, явно не монголоидов. Вот все, что я пока могу вам сказать. Годика два еще придется попотеть. На днях вот опять в поход отправляюсь ...

Красногоров проводил меня до двери и смущенно улыбнулся, показывая свои руки в пятнах засохшей глины:

- Снова я вам руки не подаю.

Я вышел на улицу и медленно пошел в гостиницу.

Был июнь, и в городе цвели тополя. Их белый крылатый пух кружил в свете фонарей так густо, что казалось, будто начинается метель.

Я долго не мог заснуть. У меня было чувство, вернее, предчувствие, что я столкнулся с чем-то удивительным и необычным, что эта случайная встреча с Красногоровым вовсе не случайна и как-то должна повлиять на мою судьбу.

Утром решение созрело окончательно. В редакцию журнала, где я работал, полетела длинная и, помнится, весьма бестолковая телеграмма. В ней я просил предоставить мне месячный отпуск и обещал привезти взамен интересный очерк об археологе-любителе.

Отправив телеграмму, я помчался к Красногорову.

Через два дня наша маленькая экспедиция отправилась в путь. Кроме Красногорова и меня, в ней приняли участие еще три человека - ученики Андрея Ильича.

Красногорову удалось раздобыть в краеведческом музее бумагу, в которой говорилось, что нам разрешается производить раскопки в интересующих нас районах.

Тогда я и не предполагал, что наши скитания по степям Минусы и Тувинской тайге осядут в душе прочными и ясными воспоминаниями, а потом, десять лет спустя, всплывут, как всплывает донный лед.

Ими и навеяны страницы этой книги, в основу же легли свидетельства забытых летописцев. Собирая крупицы преданий, склеивая их в целое, словно осколки древней вазы, я попытался воссоздать «дела давно минувших дней», жизнь людей и племен, исчезнувших навсегда. Навсегда - но не бесследно.

Часть первая

ЗА СВИСТЯЩЕЙ СТРЕЛОЙ ШАНЬЮЯ

Глава 1

Мертвый брат явился, как всегда, перед рассветом. Он присел на корточки, подмигнул шаньюю и засмеялся. И от этого тихого смеха мелко задрожали оперения стрел, которыми было утыкано его большое рыхлое тело.

«Уйди!» - в бешенстве закричал шаньюй и проснулся от собственного крика.

Он отбросил соболье одеяло и сел, сжимая руками виски. В ушах глухо шумела кровь, и все еще звучали последние слова брата.

«Откуда дух Атакама знает про Атиль и аргамака? - с тревогой думал шаньюй. - Ведь никто ему этого не рассказывал».

Да, ему пришлось быть жестоким, это правда. Но, великие предки, разве без жестокости создал бы он в своем войске такое преданное ядро? Для этого он должен был пожертвовать любимым скакуном и женой. И тогда воины увидели, что сердце их военачальника - железное сердце, в нем нет ни жалости, ни личных привязанностей.

Первую свистящую стрелу[1] он пустил в своего быстрого, как ветер аргамака. Некоторые горцы замешкались и не подняли луков. Он приказал обезглавить их, хотя они были храбрые и опытные воины.

«Всякий, кто не пустит свою стрелу вслед за мной, будет казнен» - таковы были тогда его слова.

Вторая свистунка шаньюя вошла в грудь Атиль, и опять многие кимаки окаменели от ужаса, не смея стрелять в жену своего владыки. Головы их скатились тут же, рядом с трупом Атиль.

Но зато полгода спустя на соколиной охоте ни один из удальцов не дрогнул, и Атакам свалился с коня, пронзенный сотнею стрел.

Атакам был слабый человек и плохой государь, а держава хунну нуждалась в беспощадном и умном полководце. Иначе ей не выстоять против огромной Небесной империи[2], где людей как в степи ковыля...

Шаньюй долго перебирал в памяти всех, кого ему пришлось убрать с дороги, и в сердце его не родилось ни раскаяния, ни жалости.

- Если хочешь повелевать людьми, забудь, что ты сам человек, - вслух сказал шаньюй и хлопнул в ладоши.