Читаем СИНЕЕ ЖЕЛЕЗО полностью

- Я предлагаю тебе сдаться на почетных условиях. Тебе и твоим офицерам оставят оружие, и вы сможете вернуться на родину.

- А солдат вы уведете в рабство? - Ли Лин оглядел воинов, толпившихся вокруг, и покачал головой: - Нет, лучше мы погибнем... или дождемся помощи.

- Помощи вы не дождетесь, - жестко сказал Ильменгир. - Император разбит. Он укрылся с остатками армии в крепости и заключил перемирие с шаньюем.

- Это ложь, - спокойно возразил Ли Лин. -Лови на нее маленьких детей.

Советник грустно посмотрел на Ли Лина и достал из-за пояса пергамент, свернутый в трубку.

- Читай, -сказал он. -Читай, как тебя предали.

Ли Лин развернул свиток и пробежал глазами написанное. Сомнений в подлинности документа не было: внизу стоял оттиск императорского перстня-печати.

Когда Ли Лин поднял глаза на Ильменгира, в лице у него не было ни кровинки. Наступила тягостная тишина, в которой слышно было только неровное дыхание солдат. Они смотрели на своего военачальника, который сейчас решал их судьбу. И судьба была решена, когда Ли Лин тихо сказал:

- Советник, я буду сражаться.

Глава 10

«В этом бою они стояли крепко и неподвижно, как радуга», - говорит об отряде Ли Лина китайская летопись.

Трое суток длилась неравная битва. Солдаты задыхались в дыму горящих повозок, подожженных врагами. Бессонные ночи и постоянные налеты конницы вконец измотали людей: многие уже не могли натянуть лук и еле держались на ногах.

Почерневший от усталости и копоти Ли Лин ходил среди солдат, ободряя здоровых и утешая раненых.

- Продержитесь еще немного, - говорил он. - С темнотой мы попробуем сделать вылазку и пробиться в горы.

Надежды пробиться не было почти никакой, это понимал каждый. В стане неприятеля всю ночь горели костры, и было светло как днем. И все-таки эта попытка оставалась единственной и последней возможностью.

Отряд «ста золотых» пошел на прорыв с обнаженными мечами, без единого крика, тесно сдвинув щиты. Это был безумный по храбрости бросок обреченных. Едва китайцы вступили в освещенную полосу, в хуннуском лагере загремели железные била, и вся приречная долина покрылась всадниками. Еще ярче заполыхали предательские костры, и побоище началось.

Первая же лава хунну смяла боевой порядок отряда, разрубила его на куски, и тогда засвистели арканы. Они взвивались со всех сторон, и не было от них спасения. Людей сбивали с ног и давили лошадьми, кромсали мечами, нанизывали на копья, словно бараньи туши, прежде чем их зажарить; в воздухе стоял удушливо-тяжелый запах крови; кричали и плакали умирающие. Эти крики рвали сердце Ли Лина, как когти тигра, они становились непереносимыми, и военачальник, окруженный стеной своих воинов, сам поднял над головой белый бунчук, чтобы прекратить резню.

Конский хвост, надетый на длинное бамбуковое древко, зареял в воздухе - белая птица беды и скорби[52].

Битва начала затухать. Солдаты, охранявшие Ли Лина, втыкали в землю мечи и опускались на колени. Один Ли Лин остался стоять с окаменевшим мертвым лицом. Он словно сквозь туман увидел, как к нему подъехал предводитель и что-то сказал. Потом его бережно взяли под руки и куда-то повели.

Он очутился в просторном шатре, где горели жировые светильники и сидели люди в походной одежде. Они пили вино и ели прямо руками жирное мясо. Ли Лину тоже поднесли кубок. Он выпил и встретился взглядом с хуннуским военачальником. В глазах Ильменгира не было ни злорадства, ни торжества победителя.

- Приветствую тебя в моем шатре, славный полководец! - заговорил Ильменгир. - Ты показал нам чудеса мужества, и я склоняю перед тобой голову.

- Ты вправе насмехаться надо мной, только это недостойное занятие для воина! - Ли Лин выпрямился.

Лицо советника выразило неподдельное удивление.

- Как бы я посмел насмехаться над верностью и благородством? - сказал он. - Мы оба солдаты, и мои слова ^идут от чистого сердца. Я возвращаю тебе твой меч! и говорю: «Если у тебя есть какая-нибудь просьба, я исполню ее».

Ли Лин на минуту задумался, потом ответил:

- Среди пленных находится юноша, сын моего старого друга. Его зовут Сыма Гай. Отпусти его. Пусть он отнесет отцу горькую весть о моем пленении.

- Хорошо. Есть еще просьбы?

- Да. Я хотел бы умыться и привести в порядок Свою одежду.

По приказу Ильменгира желтоволосый мальчик-слуга провел Ли Лина в умывальную комнату. Ли Лин снял изрубленные латы, скинул белье. Мальчик стоял рядом, с любопытством и уважением рассматривая шрамы на теле пленного военачальника.

- Вот здесь вода подогрета, - мальчик показал на один из котлов.

Ли Лин в изумлении повернулся к слуге:

- Ты говоришь по-китайски?

- Немного. Мой господин учит меня грамоте и китайскому языку.

- Учит раба? - еще больше удивился Ли Лин.

- Да. Мой добрый господин говорит: когда я вырасту, то стану вождем в своей земле.

- Где же твоя земля?

- Далеко. За Белыми горами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза