Читаем СИНЕЕ ЖЕЛЕЗО полностью

Сотни шаньюя уже выстроились по левому берегу пересохшей реки. Здесь были собраны не лучшие отряды, в основном конники с берегов Шилки и Аргуни и пешие косоплеты-тоба, вооруженные роговыми луками. Ударные же силы войска укрылись в зарослях на правом берегу Л юани.

Шаньюй сидел на коне в окружении своих горцев и нетерпеливо покусывал ус.

- Сколько, по-твоему, продержится запруда? - спросил он подъехавшего сына.

- Думаю, до вечера.

- Я бы на твоем месте остался там, Тилан, - вмешался Ильменгир.

- Сотник - человек опытный. Он все сделает как нужно и без меня. - Наследник улыбнулся: - А кроме того, отец обещал мне, что я поведу в бой наших латников. Разреши мне с сотней Ой-Барса перейти на ту сторону реки, шаньюй. Отряды там слишком слабы, и китайцы сразу раскусят, что мы деремся не всерьез, а заманиваем их в ловушку.

Шаньюй испытующе взглянул на наследника.

- Ладно, - сказал он. - Но будь осторожен. И особенно опасайся колесниц. На них очень меткие лучники. Мне не хотелось бы потерять единственного сына.

«Даже ради разгрома всей императорской армии», - про себя добавил шаньюй...

К полудню вдали на равнине показались передовые отряды китайской пехоты. Они подходили к реке тремя колоннами.

Впереди каждой колонны ехал всадник с развернутым белым знаменем. Скоро уже можно было разглядеть, что на знаменах вышиты трехлапые черные птицы - отличительный знак императорской гвардии.

«Ну и умница император, - подумал шаньюй и усмехнулся. - Уж не знаю, кто посоветовал ему пустить вперед отборное войско, но я наградил бы этого дурака».

Колонны стали развертываться, оставляя между собой проходы для колесниц.

Хуннуское войско стояло спокойно. Впереди него на огненно-рыжих конях застыла сотня Ой-Барса. Панцири латников блестели на солнце, и со стороны казалось, что среди зеленой долины вырос прямо из земли железный частокол. На эту мысль наводили и островерхие шлемы воинов, и их неподвижность.

Хрипло и гнусаво пропели бамбуковые трубы, и китайская пехота перешла на беглый шаг, размахивая короткими дротиками и тесно сдвинув щиты из носороговой кожи.

Наследник Тилан, одетый в доспехи простого латника, привстал на стременах и пустил первую стрелу во всадника, который ехал во главе средней колонны. Всадник ловко прикрылся щитом и, подняв над головой меч, бросил коня в намет. Китайская пехота с грозным ревом побежала вперед. Ее встретил ливень стрел, который, однако, не нанес ей большого вреда.

И битва началась. Хуннуские сотни с диким гиканьем носились вдоль фронта и осыпали врагов стрелами, не ввязываясь в ближний бой. Вихрем пролетая мимо развернувшихся колонн, они тут же поворачивали коней в тыл, к реке Люань. То тут, то там в воздухе свистел аркан, выдергивая из плотного ряда китайской пехоты зазевавшегося воина, словно гнилой зуб из челюсти. Оттащив пленника на безопасное расстояние, хунну приканчивал его и возвращался на поле боя за новой жертвой.

Казалось, в поведении шаньюевых воинов не было никакого разумного порядка. Но это только казалось. На самом деле сотни кружили перед строем врагов замкнутыми вытянутыми кольцами, словно вода в речном омуте. И когда одна половина кольца стремительно проносилась перед глазами китайцев, щедро рассыпая стрелы, на смену ей уже надвигалась другая - с туго набитыми колчанами. Завершая круг вне досягаемости китайских дротиков, каждый воин успевал запастись стрелами или взять у коноводов свежую лошадь. Вот почему китайцам казалось, будто хуннуские аргамаки никогда не знают усталости...

Глава 8

Битва разгоралась все жарче. Император стоял в колеснице и внимательно следил за ходом событий. Над его головой полоскалось знамя тончайшего дунского шелка, надетое на древко из пластины китового уса. В руках император держал вырезной тутовый лук, словно сам собирался принять участие в сражении.

Лицо Сына Неба было спокойно и ясно, только в глазах иногда загорались гневные огоньки, когда он вспоминал об оскорбительном письме шаньюя.

Рядом с императором стоял его фаворит Чэнь Жун, изящный и женственный, даже несмотря на боевые доспехи.

«Кажется, все идет хорошо, - думал император, глядя, как его гвардия медленно, но неуклонно продвигается к пересохшему руслу реки, тесня беспорядочные хуннуские сотни. Особенно успешно действовала средняя колонна во главе с Ли Гуан-ли.

Золоченый шлем полководца, украшенный пером белой цапли, блистал далеко впереди, в самой гуще хуннуских всадников.

- «Когда они побегут, я пущу по их пятам колесницы», - сказал император. - Это будет славная потеха. И начнешь ее ты, Чэнь.

- Да, государь, - без особой радости отозвался начальник «молодых негодяев». Он выглядел озабоченным.

- Отчего у тебя такой странный вид? - спросил император.

- Вид у меня не странный, ваше величество. Странно другое: почему река обмелела в такое время года, когда в горах еще не успели стаять снега?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза