Синее Пламя

Некоторое время Император молчал, вертя перед глазами кольцо. Ютанг с явным облегчением заметил, что пальцы, сжимающие оружие, разжались. Похоже, он пережил еще один день.

— Хорошо… нанесем этим ублюдкам удар в их собственном логове. — Император улыбнулся, но эта улыбка больше напоминала оскал хищника. — Я пошлю «ночных кошек», и они доставят сюда кого-нибудь из вершителей,., если ты прав и этот светящийся камень в самом деле что-то означает, получишь награду. Если же нет… тогда тебе лучше удавиться самому.

— Да, Великий, да! Если один из вершителей попадет в мои руки, я сумею узнать все! — бормотал старик, часто кланяясь и с каждым поклоном делая крошечный шажок назад.

Дождавшись небрежного жеста Императора, советник повернулся и почти бегом покинул Зал Славы. А Император Явор Герат Седьмой прикоснулся к шнурку — и где-то за его спиной, в одном из помещений дворца, тихо звякнул колокольчик. Своей личной гвардии, «ночным кошкам», он отдавал приказы только сам. И только наедине.

Торнгард, столица Империи Минг. Зал Славы, дворец Императора

Интересно, кто был тот мудрец, что разделил год на четыре сезона и придумал для каждого из сезонов свое название. Возможно, он решал эту задачу, не выглядывая из своих покоев и даже не подходя к окну. До сезона дождей еше оставалось почти пять дект, но ощущение было такое, что он уже наступил. И не просто наступил, а заявил о себе прямо и недвусмысленно, обрушивая с неба потоки холодной воды, в мгновение ока превращавшие утрамбованный тракт в реку жидкой грязи, а воинов, еще недавно блиставших оружием и новой, только что вышедшей из мастерских Сайлы формой — в жалких, с ног до головы покрытых размокшей глиной, людишек. Даже орденские стяги, коим положено было гордо развеваться на непрекращающемся ветру, давно уж повисли мокрыми тряпками, вселяя в сердца воинов уныние и тоску.

Хотя, если говорить откровенно, куда большее уныние в те сердца вселяли телеги, набитые припасами, которые приходилось поминутно, ругаясь на чем свет стоит, вытаскивать из очередной ямы, совершенно невидимой под слоем отвратительной жижи. Поначалу Шенк, осмотрев возы, которые надлежало доставить командору Унгарту Себрассу, даже обрадовался — кони сильные, телег много… можно будет двигаться ускоренным маршем, а уставшие ратники смогут поочередно отдыхать на телегах. Глядишь, шесть сотен лиг до Ринна, где командор все еще более или менее успешно сдерживал мингские полчища, удастся преодолеть дней за десять. Оказалось, что темплар, до сего момента путешествовавший в одиночку, весьма плохо представляет себе, что такое армия на марше. Очень быстро, после первого же ливня, он понял, что весьма существенную часть пути не солдаты будут ехать на телегах, а наоборот — телеги будут двигаться только в том случае, если солдаты, надрывая жилы, окажут помощь лошадям.

А в те дни, когда солнце, словно в насмешку над измученными колоннами ополченцев, воцарялось на небе, грязь — и в первую очередь та, что покрывала кожу, волосы и одежду, — превращалась в сухую корку. А над дорогой повисала завеса пыли, моментально высушивающей горло и запорашивающей глаза. И неясно было, какой из даров небес лучше — грозовые ливни или обжигающие солнечные лучи.

Первый же встреченный на пути лес был воспринят как чудесный дар богов — и Шенк даже не удивился, слыша со всех сторон благодарственные молитвы, возносимые Святой Сиксте. Корни, пронизавшие землю частой сетью, не давали ей раскисать от льющейся с неба воды, а кроны деревьев защищали и от влаги, и от солнца. Но лес заканчивался, начинались поля — и снова телеги погружались в грязь чуть не по оси, останавливая продвижение войск ничуть не хуже живого врага.