Синее окно Феокрита

Мы заходили в лавчонки, где пахло мылом, колбасой и дешевыми сластями. В центре города стоял сад. В саду играл оркестр. Тут я и встретился с Тоней. Эта была девочка, почти уже девушка, с длинной косой и большими зелеными глазами.

– Как тебя зовут? – спросила она меня.

– Феокрит, – ответил я тихо.

– Феокрит? Ведь это где-то и когда-то уже было. – Она рассмеялась. – Вспомнила! Это проходили а прошлом году на уроках древнегреческого языка. Так ты что же, из Древней Греции, что ли?

– Из будущего, – сказал я. – Но ты, конечно, этому не поверишь.

– А что, если поверю?

Зеленые ее глаза вдруг стали синими.

– Глядя на тебя, – продолжала она, – можно поверить, что ты из Древней Греции. Но тебе, я вижу, не хочется быть древним греком. Я это почувствовала по выражению твоего лица.

– Ты угадала, – сказал я. – Злые языки говорят, что мой отец – древний александриец Ахилл Татий.

– Ты оригинально шутишь. Но знаешь ли ты что-нибудь о Древней Греции? Мой отец преподает историю в мужской гимназии. Смотри, он устроит тебе экзамен. А пока я не выяснила, кто ты на самом деле, пойдем погуляем по саду.

Оркестр играл какую-то медленную танцевальную мелодию.

– Кто же ты на самом деле? – спросила Тоня и, не добившись ответа, продолжала: – Я догадываюсь. В городе говорят что вы труппа лилипутов.

– А что такое лилипуты?

– Это уродцы-карлики, у которых остановился рост из-за какой-то коварной болезни.

Она громко рассмеялась:

– – Не обижайся. Ты не уродец-лилипут, а мальчик. Она сделала паузу и сказала ласково:

– Отрок. Это древнее русское слово. Оно очень нравится мне. Ты строен и красив. Ты отрок, случайно попавший в труппу карликов. Для лилипута ты слишком строен и красив. К тому же ты, кажется, и фокусник? Признавайся!

– Фокусник и, может, даже волшебник.

– Покажи, пожалуйста, какой-нибудь фокус. Ну не заставляй себя просить.

Мы шли и обменивались шутками. А время бежало. И я рассказал Тоне о человеке, прыгавшем с камня на камень.

– Это смешно или ужасно? – спросила Тоня.

– И смешно и ужасно. Но он доволен.

– А где это происходит? – спросила Тоня. – В Южной Америке?

– Нет. Это происходит в двадцать втором веке.

– Но двадцать второй век еще не наступил. Сейчас только двадцатый.

– Не спорю. Двадцатый. Но я-то жил в двадцать втором.

– Этого не могло быть, – сказала Тоня.

– – Могло, – возразил я.

– Ну вот видишь. Ты сам не уверен в том, о чем сейчас говоришь. Но мне так хотелось поверить в то, что ты из двадцать второго века.

– Почему?

– Потому что это невозможно.

– А ты все-таки поверь.

– Не могу.

– Почему?

– Не знаю. Я слишком взрослая, чтобы верить в сказки.

– А ты все-таки поверь. Я тебя очень прошу. Она посмотрела на меня, ища в выражении моего лица ответ на волновавшие ее чувства.

– Ты очень странный человек, – сказала она тихо, – очень странный. И это было бы понятно, если бы ты был лилипут, у которого вместе с ростом остановилось и сознание. Но ты не лилипут, не уродец-карлик. Ты отрок. Такие стройные отроки жили только в Древней Руси. Зачем же ты хочешь уверить меня, что ты из двадцать второго века?

– Потому что это истина. Один философ сказал про истину, что она начинает свою жизнь как парадокс, а заканчивает как трюизм. Это трюизм, но я действительно из двадцать второго века.

– А как ты попал сюда, к нам?

– Через дверь. Через дверь в прошлое.

– А что это за дверь? Где она?

– У нас, в двадцать втором веке. В нашей школе. Но мы пользуемся ею только на уроках истории. Историк забирает нас и ведет в тот исторический период. который значится в школьной программе. Недавно наш класс побывал у хана Батыя. На очереди – Иван Грозный, Карл Двенадцатый, Екатерина Вторая и премьер Великобритании Уинстон Черчилль.

– А кто такой этот Черчилль? Мы его не проходили.

– Будете проходить позже. Когда он станет премьером. А пока он еще не стал и не вошел в историю. У вас история намного короче. Но зато мы можем, если захотим, встретиться с любым историческим лицом.

– Это очень интересно.

– Да. Но наш учитель начинает заикаться от робости. И вступает в спор. А с таким, как Иван Грозный, в спор вступать довольно опасно. Как ты думаешь?

– Думаю, что ты прав.

Она рассмеялась:

– Ты заговорил меня, и я почти поверила в твою дверь и в то, что ты из двадцать второго века. Но это, к сожалению, невозможно.

– Я тебе докажу, что это возможно.

– Когда?

– Не сейчас. А когда будем возвращаться в свое столетие. Мы исчезнем – и навсегда.

– Навсегда? – спросила она.

– Да, навсегда. Так уж устроена школьная программа. То, что мы прошли, мы уже не повторяем.

– И тебе не захочется повторить? – спросила она с грустью.

– Что повторить?

– Ну, этот урок, который длится сейчас.

– Мне очень хотелось бы, чтобы этот урок никогда не кончился. Но вечных уроков не бывает. Все кончится, и мы вернемся в свой век, в свою школу, к своим учителям, к своим родителям и к своим обязанностям.

– Ты вернешься, а я? Я останусь здесь? В своем веке?

– Да. У вас нет таких дверей, как у нас. Еще не изобрели. Изобретут не скоро. Через два столетия.