Синее море

К р у м и н ь. Очень хорошо, что поняли. Позавидовать можно эдаким размышляющим обывателям! Повылезут потом чистенькие, ни в чем не вымазанные, не замаранные… В сторонке-то — легко?

С е р е ж а (хмуро). Кому как.

К р у м и н ь (усмехнулся). Впрочем, мы с вами здорово испортили им страстную субботу! В городском саду играем вальсики, в святую ночь под их колокольный звон наши ребята вывалят с песнями «Долой, долой монахов, долой, долой попов» и будут размахивать факелами, запустив фейерверк! Что они — эти с куличами?

С е р е ж а. Злятся.

К р у м и н ь. Пусть! И все-таки надо не слишком шуметь, когда начнется крестный ход. А то в прошлом году черт знает что было.

С е р е ж а. Это не по моему ведомству. Мое дело обеспечивать артистами и музыкантами.

К р у м и н ь. Ну что ж, по вашему ведомству, так сказать, у вас наиболее приятная и безопасная часть работы. (Подошел к столу.) Если не ошибаюсь, ваш друг, я говорю о Михаиле Яловкине, соответственно подготовленный к размышлениям, мечтал стать народным учителем?

С е р е ж а. Да.

К р у м и н ь. Ну и как, гражданин Неховцев, можно такому человеку доверить воспитание молодого поколения?

С е р е ж а. Мне кажется.

К р у м и н ь (повышая голос). Того поколения, которое будет создавать, коли на то пошло, наше с вами будущее?

С е р е ж а. Да, можно было.

К р у м и н ь. Думайте, о чем говорите!

С е р е ж а. Я говорю так, потому что знаю Мишу как никто! Он бы жизнь отдал!..

К р у м и н ь. Встречал, встречал и таких. Они нас вешали и расстреливали и клялись декабристами и всеми святыми именами революции…

С е р е ж а. Но ведь Миша…

К р у м и н ь. Бросьте жалкие слова! Мы говорим об убийце!

С е р е ж а (мучительно сжав губы). Знаю.

К р у м и н ь. Возьмите платок, вытрите нос, у вас, кажется, насморк.

С е р е ж а. Нет у меня никакого насморка.

К р у м и н ь. Ну, значит, у меня насморк. Вот я сейчас с удовольствием высморкаюсь. Да, вот так. Мити нет. Нету Мити.

С е р е ж а (встал и — как можно тверже и спокойнее, в упор встретившись с глазами Круминя). Я уже сказал вам, гражданин Круминь, что полностью несу ответственность за это страшное убийство и вместе с Мишей Яловкиным, моим другом, стою здесь, перед вами. Извольте продолжать следствие. Что еще не ясно? Я спрашиваю: что еще не ясно? Готов рассказать и про то, где я просидел два дня, и все другое, что только нужно!

К р у м и н ь. Ничего не нужно. Думаю только, что у семнадцатилетнего мальчишки Антуана, наполеоновского комиссара, недоставало бы времени пропадать два дня на колокольне из-за ерунды.

С е р е ж а (почти шепотом). Я люблю девушку. Это не ерунда.

К р у м и н ь (буркнул). Ладно, ладно… (Перелистал бумаги.) И ведь что оказывается? Оказывается, мне все известно. Оказывается, ни одной новой странички заполнять не надо. Без лишних разговоров все чудовищно ясно. Ужасно ясно! (Пододвинул к Сереже бумагу.) Подпишите. (Грубо.) Прочитай сначала, что подписываешь.

Сережа читает.

Опять играют этот чертов вальс. Или он мне чудится?.. Если бы вы знали, что в эту проклятую ночь, в Загородном, я мог собственноручно размозжить ему голову рукояткой револьвера, потому что одна мысль была как молния: он убил Митю!.. Вот тут и тут подпишите… Да, мог! И уж не знаю, как сдержался. Что вы на меня смотрите? Подписали?

С е р е ж а. Подписал.

К р у м и н ь. Еще тут: «Зачеркнутому верить».

С е р е ж а. А что тут зачеркнуто?

К р у м и н ь. То, что вносит путаницу. Все эти ваши заявления, что признаете себя виновным.

С е р е ж а. Если бы я не осудил себя, я был бы подлец.

К р у м и н ь. Оставим переживания. Вы не дурак и прекрасно понимаете, что дело Яловкина и без того плохо.

С е р е ж а. Да.

К р у м и н ь. Очень плохо. Невольно задумаешься, как доказать, что все это — мальчишество и идиотство.

С е р е ж а (потрясенно). Вы хотите спасти его?!

К р у м и н ь. Я не спасаю врагов революции, а караю их.

С е р е ж а. Но вы сказали…

К р у м и н ь. Что я сказал? Его дружков, подлое это офицерье, мы расстреляем без жалости, можете не сомневаться. А вот вам самое время подумать не об Яловкине, а о своем бывшем друге, о Мите Волковиче.

С е р е ж а. Мы давно перестали с ним встречаться. У нас ничего не осталось общего.

К р у м и н ь. Жаль, что не встречались.

С е р е ж а. Ничего хорошего из этого не вышло бы. Он со всеми разговаривал снисходительно и свысока.

К р у м и н ь. Со всеми? Нет. С вами — может быть. Вам это понятно? Он выбрал ясную и прямую дорогу, как и полагается мужественному человеку в наше время.

С е р е ж а (хмуро). Дороги разные бывают, даже когда одна цель. И характеры бывают разные.

К р у м и н ь. Насчет характеров — верно. Я его уважал. Этого мальчика я уважал. Редко кого так уважал. Он был воин! (Метнул взгляд на Сережу.) А ваш мальчишка Яловкин…