Синее безмолвие

Пока эти суда были в пути, четырем парам водолазов было приказано тщательно осмотреть субмарину, проверить, не установлены ли мины. Демича и Качура тоже вызвали на флагман. Им поручили обследовать район правого борта от боевой рубки до носа. Старшим назначили Качура.

Почти по пояс утопая в вязком иле, взбаламучивая его каждым движением так, что даже при свете фонарей трудно было что-либо увидеть дальше, чем на расстоянии протянутой руки, водолазы метр за метром ощупывали руками свой участок корпуса субмарины. Ничего подозрительного не обнаруживалось. Но субмарина на добрых два метра уходила в плотный грунт, если диверсанту удалось сделать углубление в грунте и вложить туда заряд взрывчатки или мину, это вряд ли можно будет обнаружить. Вся надежда на то, что пловец в акваланге не смог пробыть на такой глубине больше двух-трех минут, а следовательно, у него не было времени на рытье грунта и установку там мины. Он мог ее прикрепить к корпусу в жидком иле или установить прямо на верхней палубе.

Прохор старался представить себе, как спустился аквалангист-диверсант к лодке, как прикрепил он мину к корпусу, поставил на определенное время часовой механизм и ушел на поверхность. Зачем ему нужно было подводное ружье? Может быть, чтобы в случае обнаружения выдать себя за безобидного охотника за рыбами? Но тогда это должен быть кто-то из клубных аквалангистов или известных в городе любителей подводного спорта. В самом деле, вряд ли мог человек, недавно прибывший в город, рассчитывать на то, что ему поверят, что он приехал бог знает откуда только для того, чтобы загарпунить пеламиду в Чертовом ковше. И на какое время он поставил часовой механизм? На срок, необходимый для того, чтобы самому подальше уйти от Чертова ковша? На сутки, за которые он успеет уехать далеко от Южноморска? Или на несколько суток, приурочив взрыв к тому времени, когда у затонувшей лодки широко развернутся судоподъемные работы? А может быть, сейчас, где-то совсем рядом, часовой механизм дотикивает последние мгновения перед тем, как замкнуть электрическую цепь взрывателя? От этих мыслей холодели кончики пальцев, хотелось как можно быстрее закончить работу и выйти на поверхность. А что если рука в резиновой перчатке вот сейчас, сию минуту, на шершавом, облепленном мидиями корпусе нащупает проводник, ведущий к мине, или натолкнется на нее самую? Тогда будет спасена не только жизнь, но и разгадана тайна субмарины, ведь неспроста на ней эта малютка, прицепившаяся, как детеныш, к кенгуру. Кенгуру? Фашистская лодка, пропавшая в одно время с «Катюшей», тоже называлась «Кенгуру»…

Так, кажется, рассказывал Грач?

Двигавшийся впереди Качур выпрямился и поднял руку вверх. Это означало, что он дошел до форштевня, ничего не обнаружив. Демич должен остановиться, ждать его указаний. Качур развел руками, показывая, что обследование окончено, делать нечего, пустая затея с этими поисками. Он даже приложил руки к шлему и похлопал ими, как это делают, изображая осла, мол, какой-то глупый человек с перепугу додумался искать здесь мины, откуда им взяться!

Прохор показал Качуру на выступающий из ила волнорез верхнего торпедного аппарата, спрашивая, проверил ли он его. Качур снова безнадежно махнул рукой: нет, дескать, там ничего. Затем сжал кулак правой руки и поднял вверх большой палец, давая сигнал Демичу подняться на нос субмарины.

Прохор хорошо понял сигнал, но ему захотелось самому проверить волнорезы торпедных аппаратов: конечно же, если диверсант оставил мину, то именно здесь самое удобное для нее место, просто воткнуть в приоткрывшуюся во время аварии крышку волнореза, к самой торпеде — тогда взрыв мины неизбежно детонирует заряды четырех торпед в носовых аппаратах, взорвется сразу несколько тонн взрывчатого вещества, а если рядом лежат запасные, сила взрыва удвоится… кроме того, торпеда в детеныше, торпеды в кормовых аппаратах субмарины… Это будет такой подводный фейерверк, что не только кораблям, находящимся в Чертовом ковше, не поздоровится, может вызвать разрушения и на берегу.

Демич решительно шагнул к волнорезу. Качур загородил ему дорогу, показывая вытянутой рукой вверх. В наушниках тотчас послышался голос дежурившего на спусковой станции водолаза:

— Демич, Демич, как себя чувствуете?

— Хорошо чувствую! — ответил Прохор, стараясь обойти Качура.

— Демич, говорите спокойнее, что вы так кричите. Повторите, как себя чувствуете.

— Да что ты пристал, милый, ко мне: как чувствуете, как чувствуете. Повторяю: хорошо. И отвязни, — рассердился Прохор.

Но дежуривший на связи водолаз продолжал допытываться необычно ласковым голосом:

— Прохор Андреевич, товарищ Демич, не волнуйтесь, пожалуйста. Скажите, вы ничего такого не слышите под водой, у вас нет галлюцинаций?

— Я вот выйду на палубу, Васюков, и такую тебе галлюцинацию задам, что родную маму вспомнишь.

— Называет меня по фамилии, — сказал кому-то Васюков, — значит, при памяти. — Потом сказал повеселевшим голосом: — Демич, передаю трубку дежурному врачу.