Синее безмолвие

До спускового конца осталось несколько шагов. Вдруг Виктор почувствовал, как что-то упругое и гибкое сдавило правую ногу ниже колена. Олефиренко хотел наклониться, чтобы выяснить, что там случилось, как второй жгут перепоясал его ниже грудной клетки. Собрав все силы, водолаз рванулся в сторону и увидел в иллюминатор, как из зарослей подводного леса на него двигался какой-то бесформенный серый ком с огромными, как у совы, глазами, излучающими зеленоватый свет. Тотчас какой-то хобот, усеянный круглыми, похожими на струпья присосками обвился вокруг, груди, а второй, такой же эластичный и сильный, лег на шлем, наполовину закрыв иллюминатор. Присоски то вытягивались длинными трубочками, то прятались внутрь.

— Спрут! — крикнул Олефиренко и наугад ударил ножом в серую массу. Спрут дернулся, чуть не свалив водолаза с ног, и еще сильнее сжал ему грудь.

— Что там такое? Чего кричишь? — спросил телефонист, очевидно ие расслышав водолаза.

— На меня напал спрут! — что силы крикнул Олефиренко, снова и снова втыкая нож по самую рукоятку в студенистую массу. — Скорее поднимайте.

В телефоне кто-то ахнул и выругался. Затем воздушный шланг и сигнальный конец натянулись, потащили водолаза, а вместе с ним и спрута. Несколько метров это путешествие совершалось почти беспрепятственно, но потом спрут зацепился одним щупальцем за огромный камень, и Виктор почувствовал, что шланг натянулся, как струна. Спрут, то раздувая, то сморщивая свое мешковатое тело, удерживал жертву на месте.

— Осторожно, не оборвите шланг! — передал Олефиренко на палубу и, изловчившись, полоснул ножом по щупальцу, обвившемуся вокруг медной манишки скафандра.

Удар был очень удачен. Виктор увидел, как, все еще пульсируя и извиваясь, плавно опустился на грунт отрубленный кусок щупальца. Вода окрасилась темно-коричневой жидкостью. Виктор знал, что с каждым ударом уменьшаются силы врага, что если ему удастся отрубить еще хотя бы один из страшных щупальцев чудовища, тот может сдаться и отпустить жертву. Однако наносить удары по щупальцам, которые со страшной силой сжимали живот и грудь и больше всего угрожали ему, он боялся, опасаясь повредить ткань скафандра. И хотя щупалец, присосавшийся к медному шлему, меньше всего был опасен Виктору, именно с ним и решил разделаться водолаз. Снова и снова он вонзал нож в упругое, извивающееся тело. Рассвирепевший хищник, потеряв и второй щупалец, никак не хотел упускать добычу. Он выпустил камень. Виктор напряг все силы, чтобы дотянуться до спускового конца и зажать его между колен. Спрут тоже мертвой хваткой вцепился в спусковой конец и прижал ослабевшую от усталости руку водолаза к шлему. Нож выпал из онемевшей руки Олефиренко.

— Скорее поднимайте! — теряя сознание, крикнул Виктор в телефон.

Спусковой конец начали быстро выбирать. Спрут, перестав держаться за камень, потерял опору и вместе с водолазом всплыл у борта китобойца. Собственно, водолаза не видно было за серым студенистым телом чудовища. Присоски щупальцев так впились в скафандр, что их пришлось обрубать ножами на палубе. Быстрый подъем с восемнадцатиметровой глубины и страшные объятия осьминога-гиганта не прошли для Виктора бесследно: когда отвинтили иллюминатор, он чуть не захлебнулся в кровавой пене.

Врачи установили баротравму легких.

Каждый водолаз по-своему переносит такую беду: одни отделываются потерей сознания, кровавой пеной изо рта да болью в груди при каждом вдохе; другие всю жизнь страдают расстройством сердечно-сосудистой системы, а третьим, если пузырьки газа попадут в русло крови, питающее мозг, — паралич и смерть. Счастье Виктора, что его сразу же поместили в барокамеру с повышенным давлением, а затем в больницу к опытным врачам. Но с тех пор он часто кашляет и жалуется на боль в груди. Врачи запретили ему спускаться под воду и курить. Но Виктор никак не может отказаться от дурной привычки, нет-нет да и возьмет в губы проклятое зелье. Правда, курить ему не приходится — сразу же закашляется и выбросит сигарету за борт. Но пройдет несколько часов, забудется Виктор или разволнуется — снова чертова сигарета в губах…

Вот и сейчас он забился в сухом кашле, встал, подошел к борту, сердито сплюнул в воду и бросил туда неуспевшую разгореться сигарету.

— Зачем ты покупаешь эту гадость?

— А я ее не покупаю, — сквозь кашель прохрипел капитан. — Это все Качуровы дары.

Отдышавшись, Виктор снова повернулся побледневшим лицом к Прохору:

— Так какая же твоя дорога в коммунизм, ну-ка, сказывай?

— Коммунизм, по моему разумению, Виктор, дело великое, дорога к нему очень-очень длинная, и идти по ней не так уж легко.

— Однако когда человек не стоит на месте, а идет по этой длинной-длинной дороге, то она с каждым шагом становится короче?

— Если человек идет по дороге… А если он то в одну, то в другую сторону свернет, а иногда бывает и заблудится, обратно пойдет?

— Ну, теперь заблудших не так много, а таких, которые сознательно назад идут, пожалуй, и нет у нас, вымирающая разновидность.

— Ты так думаешь?

— Факт.