Но все изменилось, когда в ее жизни появилась Сумераги-тайчо, дерзкая и быстрая, веселая и отчаянная девчонка. И ее Всадницы. О, подумала она, Всадницы Сумераги, это как вестники апокалипсиса, только без всего этого ветхого и пыльного морального разложения и атмосферы отчаяния. Там, где ступает их нога — все проблемы отходят на второй план и решаются сами собой. Причем решаются быстро. Йошико помнила то чувство ужаса после того, что она натворила, когда уничтожила мерзкого жабеныша Крэпу и его тройку. Она поставила себя вне закона Братства и прекрасно знала, что за этим последует. Она сорвалась и за это должна была расплатиться ее семья, а этого она допустить не могла. Поэтому у нее оставалось совсем немного времени — чтобы попрощаться со всеми школьными друзьями и самой явится в Лесной Лагерь с повинной головой. Она знала что ее ждет, все знали про Лобстера и его пыточную камеру и внутри у нее все сжималось от ужаса и она торопилась — чтобы не поддаться этому вот ужасу и не убежать, потому что тогда в этой камере могла бы оказаться мама. Или Тори-чан. Или… да кто угодно. Михо, например. Это было неправильно, и она всегда спорила с Учителем на эту тему, но он только пожимал плечами и говорил что они слишком слабые, чтобы позволить себе роскошь быть гуманными. Что все спецслужбы Империи только и ждут когда Братство начнет щадить предателей и их семью, но наше дело правое, мы же спасаем людей. Что значит один предатель, его жизнь, жизнь его семьи, если мы спасаем сотни и тысячи? Тогда Йошико не знала, что ответить на это. Тогда Йошико решила что она сама пойдет и сдастся. Может быть ей повезет, и она умрет быстро, потому что спрашивать у нее особо нечего, а Учитель и сам не одобрял боль ради боли. Так думала она, когда ворвалась в комнату Литературного Клуба, к этой задаваке Юки и Сумераги-тайчо, которая опять косила под мальчика. Но Всадница Юки сумела ее удивить. Эта книжная тихоня, которая в жизни пороху не нюхала, которая только и умела что нос от школьной еды воротить, которая всегда в чистом и с двумя парами носовых платочков и упаковкой влажных салфеток — она даже не блеванула. Не позеленела. Не заколебалась «Боже мой, во что эта Йошико меня втравить пытается, тут же настоящие трупы настоящих людей!». Нет. Более того, именно тогда в коротком взгляде, пойманном ею — Йошико прочитала молчаливое одобрение и … уважение? Всадница Юки кивнула, словно признавая, что «молодец Йошико, неплохо» и тут же — добила оставшегося в живых. Книжная тихоня! Белоручка из Литературного! Фифа-принцесса! И как! Она попросту размазала того, кто еще дышал по бетону! Бац — и от человека только кровавая лужица осталась. Да еще и головой покачала, дескать, конечно, хорошо, Йошико-чан, что ты умеешь за себя постоять, но почему за тобой люди должны ходить и добивать? Как маленькая, ей-богу. Йошико только рот открыла. Ее мир рушился, она искренне думала что вот теперь и Юки звезда настала и Сумераги-тайчо, Братство обрушится на них со всей своей силой и … только ее жертва могла бы их всех спасти, но уже поздно. Да, она была в отчаянии. Вот только последующие события показали что переживала она зря. В ней пришли Всадницы Сумераги и сама Сумераги и с этого момента все встало на свои места. Немного было жалко Учителя, но он сам говорил что «готов принести любую жертву для того, чтобы Братство процветало». Правда, была у Йошико мысль, что Учитель имел в виду отнюдь не собственную смерть, но тут уж как получилось. Когда на весах выбора встала жизнь Йошико и жизни верхушки Братства — Всадницы не стали даже показывать вид, что колеблются. Они — решительные девушки.
Йошико хмыкнула и притянула к себе Михо, которая сперва пыталась отбиться, но потом вздохнула и затихла в ее объятиях, любуясь огненными макушками кленов в храме Тофукудзи. Школьницы рядом захихикали с удвоенной интенсивностью.
— Что ты делаешь, люди же смотрят! — шипит ей в грудь Михо: — стыдно же!