Синдзи-кун и парадокс Абилина

— Объект за номером семьсот тридцать четыре дробь тринадцать. Третье воздействие. Уровень пять. Время воздействия десять секунд. — на этот раз она точно обмочится, думает он, надо прекратить думать «она», это бревно. Нельзя позволять этому влезать в голову. Просто бревно — и оно точно обмочится через десять секунд воздействия на пятом уровне. Это красивое, здоровое, обнаженное тело будет лежать перед ним в луже собственной мочи, корчась от боли. И он — может сделать с ним что угодно. Все, что угодно. Разве что, конечности ампутировать не может, это сам Китано сейчас делает. Да, думает он, работа — это работа, сегодня он задержится на ней, да и получает он не так уж и много, устает как собака, но иногда он может получить от своей работы удовольствие. Как его можно за это осуждать? Бревну все равно… то есть не все равно, конечно, но кому какое дело до чувств и эмоций бревна? У него есть задача, поставленная начальством — сломать волю, «размягчить» бревно. И он может пользоваться всеми средствами для достижения нужного результата. У научников третьего отдела такое вот бревно уже по третьему кругу бы пошло, тоже часть ломки воли путем сексуального насилия и унижения. В конце концов … да что он тут оправдывается! Ишимура решительно перевел регулятор напряжения на отметку «пять», наблюдая, как тело бревна на столе — выгибается в судорогах и мычит. Десять секунд... нет, двенадцать... он увлёкся, поддался эмоциям. Двенадцать секунд и стол все ещё сухой, если не считать капелек пота, слюны и крови — из прокушенной губы. Кляп видимо съехал думает он, часть губы попала под зубы, но это ерунда, кровью не истечёт.

Он ещё раз взглянул на выключенную камеру наблюдения. Камера была неподвижна, не мигал красный огонёк, оповещающий, что идёт запись и трансляция. Двенадцать секунд, думает он, двенадцать секунд на пятой степени и всё ещё сухой стол. Так он и думал, так и предполагал. Бревно слишком здоровое, слишком сильное, у него ещё много энергии. Может быть, брёвна хватит на час. Может даже на два. И вот тогда, когда у бревна уже не будет воли, когда оно будет сломлено, когда не останется чувства собственного достоинства, когда останется только страх, нет даже — ужас... Когда оно будет готово делать всё, что угодно, лишь бы не слышать его тихий голос про степень воздействия, тогда и только тогда ему пригодится тот факт, что камера наблюдения выключена.

А вот что надо было сделать уже сейчас, так это снять с брёвна повязку на глазах, чтобы бревно увидело окружающий мир, чтобы ему стало немного легче, вынуть кляп изо рта, чтобы оно начало испытывать иллюзии, что оно сможет договориться. Чтобы начало угрожать, умолять, предлагать, не понимая того, что с момента, когда оно попало на территорию научного отдела — оно уже было мертво. Или — полуживо. Сенсей Мидори считал, что существование в качестве банки с мозгами — полужизнь. Поэтому бревно может угрожать чем угодно — у него нет сил и ресурсов, чтобы привести угрозы в исполнение. Может предлагать что угодно, у него уже нет ничего. Даже тело брёвна сейчас собственность научного отдела.

Он подходит к лежащему на столе телу и втягивает воздух ноздрями, почти ожидая учуять сладковатый, кислый запах мочи. Нет. Только запах специальных растворов для дезинфекции стола. И лёгкий запах духов. Надо же, думает он, не обработали её, непорядок. Он вынимает кляп изо рта, ожидая услышать поток мольбы или ругани, но не слышит ничего. Она может кричать здесь сколько угодно, помещения звук изолированы — как раз для таких случаев. Снимает повязку с глаз. Бревно вполне симпатично, несмотря на слипшиеся от пота волосы. Бревно молчит и только смотрит на него таким взглядом, словно хочет запомнить его. Он знает этот взгляд. Слишком много брёвен смотрели на него вот так — с вызовом. Что же, тем приятней будет сломать волю и дух этого брёвна.

Он снимает зажимы электростимуляции с сосков, отметив при этом лёгкие ожоги и кровоподтеки, берёт салфетку, брызгает специальный состав на кожу брёвна и начинает её протирать. Пот слишком хороший проводник, а ему нужно, чтобы всё шло своим чередом. Ещё рановато для горящей кожи и отмирающей плоти.

— Будем пробовать режим воздействия номер восемь. — говорит он, с удовлетворением отметив, что при этих словах бревно всё же вздрагивает. Намного, почти незаметно, но он видит. Он умеет читать язык тела. Ты можешь быть самым жёстким сукиным сыном на планете, но твоё тело точно так же боится боли, как и у всех. И твоя воля, как и воля любого другого — конечна. Её намного меньше, чем электричества в сети. Рано или поздно ты — сломаешься, думает он. Сломаешься и будешь умолять даже не сохранить тебе жизнь, а пять минут передышки. Впрочем, впереди ещё одна стадия — когда ты будешь умолять убить тебя. Но лёгкая смерть в научном — это очень редкая удача.