Синдзи-кун и его попытка прожить обычную жизнь

— Выздоравливай. — говорю я Нанасэ-онээсан. Нанасэ недовольна. Она считает себя здоровой и она хочет домой. У нее отдельная палата с телевизором и холодильником, за ней следят тут круглосуточно (потому что Джиро-сама так попросил!), но ей не нравится в больнице. И еда здесь не такая, и то душно, то холодно, а по телевизору какую-то чушь показывают. Как любой японец — белый воротничок, Нанасэ- трудоголик. Ей вот так вот валяться на казенном харче как ножом по горлу. Она полезный член общества и готова приносить этому самому обществу пользу и прочие дивиденды. Насколько общество страдает от отсутствия Нанасэ на работе у Ноды-сан в розовом салончике — неизвестно. Я уверяю Нанасэ, что все прекрасно обойдутся и без нее, что нужды в том, чтобы бежать на работу сломя голову нет и надо отдохнуть и восстановить силы и вообще Джиро-сама оставил у нас дома в чашке для чипсов миллион иен, так что и с деньгами все нормально. Нанасэ-онээсан начинает волноваться еще больше, говорит, что нельзя брать у Джиро-самы такие деньги и мы люди не бедные сами и надо бы их вернуть. Я закатываю глаза вверх и меняю тему разговора. Лично я считаю, что если дает деньги — значит должен и все тут. Тем более, что хату нам разбомбили нахрен, руки мне отрезали к чертям собачьим, а все из-за того, что нарвалась Нанасэ на этого придурка мага. И где? Правильно — в салончике, который у нас на секундочку, крышевал сам Джиро-сама. То бишь, защищал, если по цивильному говорить, а не слэнгом 90-х. Защитить не удалось, значит виноват. В общем, да ремонт и денежная компенсация, все как положено. Может еще и мало дал, с учетом моего с Нанасэ морального вреда. Может быть, я по ночам просыпаюсь и кричу от страха. А мог бы, если бы психика оставалась Синдзи-куна, а не моя. Я-то уж по ночам сплю крепко, потому как и не такое видел, циник и прагматик, тертый калач, ветеран и все такое. А пацан бы по ночам вскакивал, да. И снилось бы ему как Майко-чан выкручивают в воздухе, словно половую тряпку над ведром, или что у него снова культи вместо рук, а ширинку застегнуть-то и нечем. Так что за все мои страдания и разочарования вполне могу брать наличными. Миллионом иен. Или больше. Страдаю-то я тут за двоих — за себя и за Синдзи-куна.

— Как ты назад-то поедешь? — начинает волноваться Нанасэ-онээсан: — темно уже за окном и поздно. — я опять закатываю глаза. Вот это самое отношение и вырастило из парня нежную розу Востока, блин. Тепло ли ты одет, Синдзи-кун, не обижают ли тебя в школе, есть ли у тебя деньги на карманные расходы, не гуляй затемно, а то тебя маньяк утащит. И изнасилует. Развели тут. Сопли и телячьи нежности. Парням вообще вредно такое отношение, парня воспитывать — это как по лезвию ножа пройти, сам знаю, у меня два сына. Было. В прошлом мире. С одной стороны парня нельзя совсем загнобить — бывали примеры подобные, особенно если отец суровый слишком и требует многого, а с другой стороны нельзя дать пацану и охренеть в край, избаловать его. У парней механизм доминации в крови заложен и если ты его балуешь, то он сразу тут начинает доминировать и характер показывать. Однако в школе-то он никто и звать никак. А потому у него в голове хрень и происходит — начинает дома истерики катать, а в школе тише воды ниже травы. Так вот истерики и маменькины сыночки и вырастают.

— Нормально все. — говорю я вслух: — меня Майко-чан на своей машине подбросила. И назад отвезет, она в коридоре ждет стоит.

— Майко? Та самая Майко? — хмурит брови Нанасэ: — а почему она … все еще с тобой?

— Да вот. Жениться на ней предлагает. — уж менять тему, так менять ее кардинально. Главное тут — сделать лицо кирпичом, или как говорят американцы — покер-фейс. И не ржать!

— Пффххх!!! — поперхнулась Нанасэ-нээсан и вытаращила на меня свои красивые карие глаза. Надо сказать, что старшая сестренка у меня красотка, пусть даже у нее нет такой … выдающейся фигуры как у Майко, но да Майко-то у нас метаморф, она и в самом деле может быть плоской и кривоногой или зеленой и с большой головой. Интересно, а у нее есть своя изначальная форма и возвращается ли она к ней? В смысле, ей трудно удерживать изменения и преображения или как только она преобразилась — так и ходи хоть всю жизнь? Или где-то в городе у нее есть берлога, темное убежище, куда Майко-чан заползает поздней ночью и под хохот каипоры и карканье ворон начинает преображаться в истинную себя — с шерстью и клыками?

— Как — жениться? — выдавила из себя Нанасэ-онээсан.

— Ну так. Она девка справная, готовить умеет, тебя уважает. Хозяйство заведем, корову купим. — продолжаю я, поддерживая покер-фейс.

— Уффф… ты так больше не шути, Синдзи, у меня чуть сердце не выскочило. Ты знаешь, кто такая эта Майко?

— Хорошая девушка. — пожал плечами я: — готовит правда не очень. А уж машину водит — просто ужас. Я не знаю кто ей права выдавал, но этому человеку точно надо пересмотреть свои взгляды на жизнь.

— Она еще и водит плохо?