Синдром удава

Не успел я закончить фразу, как в ответ раздались выстрелы. Зазвенели, рикошетируя от стенки сарая, пули. Мелкие осколки кирпича оцарапали мне щеку. Я подал знак Марко, и он, направив панцерфауст в ближайшее орудие, выстрелил. Взметнулось пламя, раздался грохот, и тут же, одна за другой, на позиции стали рваться гранаты. Они полетели с разных сторон. Через минуту наш запас боеприпасов был израсходован, и я подал сигнал к отходу. Не успели мы с Марко отойти до ограды, как с батареи раздался одиночный выстрел. Марко тихо вскрикнул и начал опускаться на землю. Я подхватил его и оттащил за ограду. Правая рука его висела плетью. Пуля попала в лопатку. Вместе с товарищами мы донесли Марко до машины. Никто не преследовал нас. Батарея не подавала больше никаких признаков жизни. Кругом было тихо и безлюдно.

Задерживаться здесь было опасно. Мы усадили Марко в машину. Эрна тут же занялась перевязкой. Рана оказалась серьезной, требовалось вмешательство врача. Мы попрощались с товарищами, попросили их доложить в штабе о результатах наших действий. Марко становилось все хуже и хуже. Временами он терял сознание. Судя по всему, нужна была операция, но о больнице, тем более госпитале, не могло быть и речи. Эрна знала одного частного врача, и мы поехали к нему. Врач осмотрел рану и подтвердил необходимость срочной операции. Сам же. он помочь не мог, так как не был хирургом. Он сделал Марко болеутоляющий укол и дал два адреса знакомых хирургов. Мы снова отправлялись в путь. В одном месте врач был в отъезде, в другом — нам не решились открыть дверь. Мы не знали, что предпринять. И тут я вспомнил о хирурге Колесове. Занимался, рассвет, когда мы подъехали к его дому. Дверь открыл сам хозяин. Без лишних расспросов он помог внести раненого, сделал нужные приготовления и сразу приступил к операции. Жена и Эрна ассистировали ему. Хотя операция прошла удачно, положение Марко оставалось тяжелым. Теперь следовало надеяться только на крепкий организм раненого. Доктор предложил оставить Марко у себя в доме, до тех пор, пока ему не станет лучше. И попросил нас не оставлять раненого, так как понадобится круглосуточный уход за больным:

«И могут быть всякие неожиданности», — добавил доктор.

Еще перед выездом на задание мы узнали о разгроме штаба Сокола и понимали, что это может сорвать весь план общего восстания. Ночью раздавались отдельные выстрелы в центральной части города и где-то со стороны Флоридсдорфа, но здесь, на северо-западе, пока было тихо. Утром Эрна решила съездить домой, а я остался с Марко.

Вернулась Эрна к концу дня и рассказала, что в городе свирепствуют эсэсовцы, взбешенные действиями боевых групп Сопротивления. Ее несколько раз останавливали, но выручал пропуск медсестры. В штабе группы она никого не застала, но ей все же удалось связаться с Вилли. Он предупредил, что в течение ближайших суток никто из группы не должен находиться у себя дома. Надо было переждать эту последнюю волну репрессий. Лютовать нацистам осталось недолго. Части Советской Армии, как и было определено на переговорах с Кезом, упредили фланговый удар армии Дитриха и не подпустили к Вене.

Вилли был очень обеспокоен ранением Марко и передал, чтобы я пока оставался возле него. Жена и обе дочери доктора, сменяя друг друга, дежурили у постели раненого. Более двух суток мне пришлось пробыть в доме Колесовых, пока Марко не стало лучше. Теперь я снова мог включиться в активную работу группы. Оставил Марко на попечении Колесовых и прежде всего поехал к Эрне — выяснить обстановку. Город словно вымер. Ни гражданских, ни военных. Где-то на юго-востоке рвались бомбы, слышался рокот самолетов, отдаленный гром орудийных раскатов.

Доехал беспрепятственно. Эрна была дома, в убежище не пошла. Она сообщила последние новости и новый адрес нашего штаба. Сказала, что Вилли ждет меня.

От всей этой стрельбы, от постоянного и многодневного напряжения голова стала словно раскалываться на части; я готов был либо отвинтить ее и забросить подальше, либо разбить о ближайшую стенку. Порой казалось вот-вот потеряю сознание... Я крепился, как мог, старался ничем не выдать своей слабости, но Эрна быстро обнаружила некоторые странности в моем поведении. Тогда я попросил дать мне хоть пару таблеток от головной боли... Но не тут-то было.

— Раздевайся! — приказала она.

Не дала опомниться, расстегнула пуговицы моей рубашки, мигом сняла ее и добавила:

— Успокойся, пожалуйста. Никто пока не покушается на твою честь и достоинство. На целомудрие тоже!..

Слова словами, а до пояса я уже был раздет.

— Мне просто придется сделать тебе так называемый психологический массаж! — произнесла она. — Ты даже не знаешь, что это такое... И через десять минут с твоей головой все будет в полном порядке. Надеюсь, как медик, я имею на это право?

Я не мог ей ничего ответить, и обувь уже покорно снял сам.

— Распусти, пожалуйста, поясной ремень... А теперь ложись на живот, и постарайся расслабиться и ни о чем не думать!