Синдром удава

— Доброе утро, панове! Вы хотели мне что-то сообщить?.. Этого они никак не ожидали. По разговору вечером и по документу они были уверены, что я немец. К тому же приняли меня за гестаповского провокатора, назвавшего старый, не действующий пароль (Вену, как потом выяснилось, не успели предупредить об изменении пароля). Теперь я знал, что не ошибся адресом и мог раскрыть цель своего приезда.

Но все это случилось позже, а сейчас в поезде, по пути в Вену, я проснулся от легкого прикосновения пальцев, поглаживающих мои волосы. Не сразу сообразил, что сижу едва не уткнувшись в колени девушки. В купе мы были одни. Семейная пара, очевидно, вышла раньше. Я поднял голову и извинился за непреднамеренную вольность, объяснив ее усталостью.

— Mir scheint, Sie haben eine Stiirmische Nacht verbracht und ich vollte Sie nicht storen[10], — сказала девушка и сложила ладошки, шутливо изображая монашеское смирение. Это развеселило нас обоих и всю оставшуюся дорогу мы проболтали. Я узнал, что Гертруда ехала домой в Пёльтен, небольшой австрийский город западнее Вены. Путь поезда пролегал вдоль берега Рейна. Затем, словно устав повторять извилины реки, экспресс повернул на юго-восток в Баварию. Он то нырял в тоннели, то преодолевал ущелья на головокружительной высоте по ажурным, не похожим один на другой, почти сказочным виадукам.

Говорят, путешествие по железной дороге отвлекает и успокаивает. Это действительно так. Несколько часов пути позволили освободиться от постоянного ощущения скрытой опасности. Оно не покидало меня с того дня, когда я оказался в тылу врага. На фронте противник перед тобой. Здесь, на чужой земле, кто враг, кто друг сразу не распознаешь и неизвестно, откуда и от кого ждать удара. Даже ночь не приносила покоя. Снились преследования, погони, перестрелки. Иногда, отбиваясь во сне, наносил кому-то удары, и просыпался от боли в ушибленных пальцах. Еще долго после войны повторялись эти сны.

С Гертрудой мы расстались ночью, когда поезд сделал последнюю остановку перед Веной, в Пёльтене. Девушка оставила свой адрес и пригласила навестить ее, как только представится такая возможность. В дальнейшем пришлось воспользоваться этим любезным приглашением, и она оказала немалую помощь австрийскому движению Сопротивления.

Экспресс приближался к конечной точке пути, к столице Австрии Вене. Теперь в купе я был один, мысли вновь и вновь возвращались к войне.

Еще за год до ее начала между двумя моими товарищами-однополчанами и мной произошел разговор, запомнившийся на всю жизнь. Несмотря на только что заключенный с Германией договор, мы, все трое, сошлись на том, что в ближайшем будущем нам с Гитлером все равно воевать придется (да это в армии и не очень-то скрывалось). Размышляя вслух, каждый из нас попытался предопределить свою судьбу в предстоящей войне. Миша Дадонов сказал, что, вероятно, погибнет, Анатолий Харчев — что вернется невредимым, а я — что буду ранен, но вернусь живым. Невероятно, но эти предсказания в точности сбылись! Через год началась война. Миша, предсказавший себе гибель, умер в результате тяжелого ранения еще в начале войны. Я был трижды ранен и контужен, не раз оказывался на грани гибели и необъяснимо, как остался жив. А Анатолий, участвовавший во многих боях, вернулся без единой царапины...

Да, мы знали, что война будет, и все годы готовились к ней — а почему же она застала нас неподготовленными и мы понесли такие огромные потери?

Вспомнились предвоенные годы. Бравые лозунги и песни: «Наш паровоз вперед лети. В коммуне остановка. Иного нет у нас пути, в руках в нас винтовка!» Вот и приехали, только не к коммуне, а к войне!..

То ли путь выбрали не тот, то ли «стрелочник» стрелку не туда перевел.

Не зря Станиславский говорил: «Если в начале спектакля на стене висит ружье, то в конце оно обязательно должно выстрелить». Сразу после заключения с нами договора Гитлер разгромил Польшу. За 42 дня поглотил Францию, с ее 110 боеспособными дивизиями и неприступной линией Мажино. Так же быстро он расправился и с другими западноевропейскими государствами.

Мы тоже не зевали: забрали часть Польши, отобрали у Румынии Бессарабию и Северную Буковину (в этих двух кампаниях мне довелось участвовать), сунулись к финнам (правда, получили по морде), присоединили Прибалтийские государства — Литву, Латвию и Эстонию... Да и от азиатских соседей нам кое-что перепало.

У Гитлера на очереди была Англия — главная цель его притязаний, как он сам неоднократно заявлял. А на самом деле — даже не Британские острова, а богатейшие английские колонии.