Синдром синей бороды

Маша упала на диван и разревелась в подушку, кусая ее от бессилия: что делать? Почему? За что? Как? Вопросы, вопросы, и каждый что тупик — ни ответов, ни просветов. Любила отца как кумира, а он оказался обычным бабником. Влюбилась в его брата, и того увели. И везде один камень преткновения — Лика! И что в ней, кто она?! Что ж они на неё как осы на сладкое слетаются? Ведь дура — дурой, убожество недалекое, примитив, а мужчины один другого лучше роем вокруг вьются!

Может в неадекватности и изюминка, привлекающая достойных кандидатов в любовники, мужья?

А может тоже стукнуться?

Роль олигофренки освоить?

А может она что-то не понимает? Ходит по кругу и потому не видит выхода?

Маша оттерла слезы и задумалась: она всегда воспринимала Лику либо в штыки либо индифферентно. Сначала она была ее врагом, а потом стала полоумной не стоящей и капли внимания. Есть и есть, что комод в родительской спальне. Тоже раздражает, но лишь когда на глаза попадает.

А если пойти от обратного, по Катерининой схеме — подружится? Задавить предвзятость, обиды и сблизится с психичкой? И если не убрать потом Лику, то хотя бы понять для себя, что в ней привлекательного? Чем она покупает таких мужчин как отец и Вадим? Не юнцов и прощелыг, не корыстолюбцев и пустобрехов — состоявшихся мужчин — истинных, почти идеальных.

Но сможет ли она сблизится с Ликой? Хватит ли сил сдерживать себя и терпеть её?

Катерину же терпит? Понимает даже иногда, и завороты ее принимает. А она тоже экземпляр неоднозначный. Трудно и не всеми переносимый.

Нет, а что? Почему бы не сыграть роль Далилы или Сальери? А заодно научится, понять для себя, то что никак не желает сложится в голове, найти место в сфере логики.

Действительно — все лучше пытаться, стремиться, действовать, чем плакать стенать и жаловаться. Это она всегда успеет. Жизнь длинная — не научится Маша разбив голову об один угол, так обязательно на второй наткнется с тем же успехом, так и будет в кровь биться пока шишек не набьет, или не научится те углы обходить.

Что ж — решено. Долой слезы, здравствуй актерский тренинг!

Вероника металась по кухне. Ее душили слезы и хотелось завыть и кого-нибудь задушить, а лучше всех разом — Егора, что двадцать лет пинал и плевал на нее. Мать — предательницу, святошу новоявленную. Вадима, что как Троянский конь появился в их доме и разрушил видимость благополучия, пусть фальшивку, но привычную и спасительную. Взбудоражил детей, что сначала служили Веронике гарантией сохранения семьи, связывали и привязывали Егора, а потом стали камнем на шее, забором меж ней, затхлым миром семейных будней и иным, красочным миром свободы. И не перепрыгнуть, не обойти, не отодвинуть тот забор.

Что же делать?

Кто виноват?

Сколько раз она задавала себе эти вопросы?

И вспомнилось ей, как мать, Аделаида Павловна Шехова, узнав про низкий поступок внучки, пришла на кухню, где билась в рыданьях Вероника, задавая те же вопросы, и с маху опустила на стол том Достоевского. Преступление и наказание — красовалось на обложке. На немой вопрос Веры мать ткнула пальцем в книгу:

— Преступления без наказания не бывает! Дети несут ответственность за грехи родителей!

Так первый раз за долгие годы мать дала понять, что знает кто перед ней, чем очень сильно испугала женщину.

Вера поежилась и достала коньяк. Глотнула и всхлипнула: Ведь мать сама этого хотела, в чем же обвиняла?! Как могла?!

Верка и она — вот кто искалечил ее жизнь. Одна своим авторитетом и добром, другая своей правильностью, нудной философией о чистоте и честности — отвратительно скучной, сгубившей в итоге свою хозяйку.

А еще Вадим: горячий, даже горячечный в своей иступленной любви.

22 года назад

Она и знать его не хотела. Ей нравился Вениамин — свое будущее с ним.

Если б не Верка со своей глупой философией, нудными проповедями, давно б бросила Вадима. Однако слова сестры давали свои всходы, и Ира боялась ошибиться, сделав ставки не на того.