Синдром синей бороды

— Это чья версия? Твоя? Хорошая. Одно `но' брат, сложи суицид и Иру — как? Вот и у меня никак оно не складывалось. И у тебя бы не сложилось, будь ты чуть внимательнее к сестрам. Ты ненавидел Ирину, а она тебя. А на Веру тебе было все равно, ты и не замечал ее, не интересовался, что она думает, что у нее в душе, в то время как ей важен был каждый твой взгляд, каждый вздох. Такие стервы как Шехова не заканчивают жизнь самоубийством, а вот такие тихие, ранимые как Вероника — легко. На кладбище лежит Вера, а Ира, та самая, что шантажировала тебя ребенком, чтоб ты помог ей избавиться от меня, сидит сейчас дома и ждет тебя. Все это время она знала о Лике. И к психологу она не зря ее определила, это так, отступление. Я, возил Лику в специалистам, и никаких патологических отклонений в ее психике они не выявили. Лика нормальна, но слишком зажата. Это последствие стресса, фобий и внушений. А кто ей внушал, что она ненормальна? Ответ сам знаешь?

Спокойный голос брата действовал на Егора самым подавляющим образом. А информация, которую он преподнес, просто раздавила. Греков-старший слушал Вадима и тупо смотрел на тетрадь, лежащую перед ним. И тихо было в голове, пусто, и хотелось закричать, завыть, только б порвать эту тишину, заполнить пустоту.

Ах, как не хотелось верить, как не хотелось знать…

— У Лики частые головные боли — последствие травмы. Она очень ранима и застенчива. Доктор посоветовал мне сменить психолога, и устроить девушке круиз — смену декораций. Можешь, не беспокоится за свою старшую дочь — она ни в чем не будет нуждаться, и болеть тоже не будет. В тетради дарственная на квартиру твоим детям в равных долях: Маше и Ярославу. Как они решат, так и будет: захотят выгнать вас — выгонят, нет — оставят. Я хотел наказать тебя и Иру, но понял, что вы уже наказаны. Друг другом. Лика помогла мне это понять. Спасла ли она тебя — вопрос, но ты должен знать, что, не зная, кто ты ей, зная, что ей Маша, она всеми силами пыталась вас спасти, помочь вам. Там же, в тетради деньги, что ты перечислял ей. Попытайся теперь прожить на них сам, может, тогда поймешь, насколько ты был щедр к родной дочери. А о младших не беспокойся, им будут перечислять ежемесячно дивиденды, конечно не 25 процентов, а десять на двоих. Деньги ты свои получишь, с вычетом комиссионных сборов процентов. Стоимости квартиры. Через год, если они тебе понадобятся. Вот, в общем и все. Я закажу тебе горячее, останься, покушай, а мы с Костей, пожалуй, пойдем. — поднялся. — Прощай брат. Передавай горячий привет моей бывшей возлюбленной, своей жене Ирочке Шеховой.

Егор даже не понял, как ушел Вадим и Костя. Он сидел и смотрел в одну точку: в ней транслировали его жизнь, все что сделал или не успел, все что хотел, к чему шел когда проторенной дорогой, когда по головам. Там были его любимые преданные и проданные в угоду пустоте, что осталась от его жизни, никчемной, проведенной в бессмысленном беге по кругу.

Ничего у него не осталось, никого.

Так ведь, и не было…

— Ты как? — спросил Костя.

— Нормально. Грустно только.

Уваров с пониманием покосился на Грекова.

— Что будет дальше?

— Не знаю — слукавил тот.

— А что делать думаешь?

— Отдыхать. С Ликой. Гулять по городу, болтать, веселиться. Жить, — открыл дверцу машины и сел.

— Все? — спросил Костя, заглядывая в салон.

— Все, — заверил Вадим.

— А что будет с Иркой Шеховой?

— Чтобы ты на месте Егора сделал?

Уваров подумал и захлопнул дверцу порше.

`Закончилась история. Да и осень закончилась' — посмотрел в небо: `Снег'.

Над городом зависла туча и сыпала первый снег на голову прохожих, на крыши и купала, на мостовые и газоны, укрывая грязь, слякоть, заменяя серые краски унылой осени белой пастелью зимы.

Егор бродил по улицам, не замечая кружения снежинок. Он, думая о прошлом, силился понять, как будет жить в настоящем, и уже не мечтал о будущем. Греков не мог поверить брату, и понимал, что тот не лгал.

Сел на лавку в сквере, прочел Верин дневник и долго в отупении смотрел на снег, ложащийся ему под ноги, и видел себя, Олюшку, малышку Ларику. Машу и Ярослава. Веру, ад в котором он был вынужден жить, жил и терпел… Зачем?

Вся его жизнь, вся паутина вольной и невольной лжи, придуманных стремлений.

Ради чего он исковеркал свою жизнь? Жизнь дочери и той, что действительно была его женой?

Егор лениво набрал номер, и глухо, но устрашающе спокойно сказал:

— Если я вернусь, и ты еще будешь дома, пеняй на себя.

— Ты пьян?

— Я пьян от счастья, что еще осталось мне — я могу вернуть все зло, что ты натворила. С удовольствием отправлю тебя в ад, Ирочка. Молись…

Грекова все поняла и осела на пол, понимая, что ей конец, и на этот раз ее ничто не спасет.

В руке противно ныла трубка и не давала собраться с мыслями, найти выход, единственно правильное решение.

А может, его и не было?

Срок, отмерянный ей покойницей, вышел, и она вернулась за своим именем. А заодно и за жизнью, что сестра так бездарно потратила.

А говорят, нельзя умереть дважды…

Они улетали в воскресенье. У дверей таможни Вадим передал Светлане конверт: