Синдром синей бороды

Девушка молила и судя по позе, готова была встать на колени выпрашивая милости и спасения… своим же палачам.

`Знаешь ли ты, о чем просишь? Ради кого готова унизится? — нахмурился мужчина.

— Положим, у меня действительно есть претензия к брату и его семье. К жене, — повернулся к Лике Вадим, уставился изучающее, взвешивая степень давления которое можно оказать на девушку. — Но причем тут ты?

— Ты собираешься мирно решать вопрос?

— Я похож на киллера?

— Извини, Вадим, я не хотела тебя обидеть…

— А ты и не обидела, скорей удивила. Чего ты добиваешься, развивая эту тему?

— Покоя. Для тебя. Я не хочу, чтоб ты потом чувствовал себя отвратительно, чтоб тебя ела совесть…

— Моя совесть хорошо натаскана, она меня не кусает, — заметил Греков жестким тоном, после которого обычно у оппонентов не возникало желания продолжать прения. Но Лика хоть и испугалась, сжалась и опустила голову, все равно упрямо продолжила:

— Вадим нельзя множить зло, пойми — это тупик. Ты думаешь, что воздаешь по заслугам и топишь врага, на деле же ты тонешь сам. Мы не можем судить объективно, от нас скрыто очень многое, мы сами слишком много эмоций вкладываем в решение и потому предвзяты. Если тебе кажется, что с тобой поступили дурно, несправедливо, прости их, отойди. Бог сам решит за вас кто прав, кто виноват, он сам воздаст должное каждому по делам его. Отвечая же на зло злом, ты уподобляешься тем, кому отвечаешь, и меж вами стираются границы, вы оказываетесь на одной плоскости. Не нужно настолько не уважать себя…

— Значит, ты веришь, что у меня есть веские причины?

— Да, как же иначе?

— Хочешь их знать?

— Если ты найдешь нужным сказать. Но мое мнение в любом случае не измениться — нельзя множить зло, ему нет оправдания и любое — фальшиво.

— Толстовщина, малыш…

— Законы Божьи…

— А как быть с естественным желанием удовлетворения? Если я не удовлетворю его, буду сильно жалеть.

— Удовлетвори. Воздай мне, представь, что не они, а я виновная.

Вадим задумчиво качнул головой:

— Ты готова взять чужую вину на себя, даже не зная, в чем она, и подвергнуться наказанию? Зачем? Что за глупость, Лика?

— Это не глупость… Я не хочу, чтоб у Егора Аркадьевича были неприятности, он не выдержит их, у него сердце больное. И Вероника Львовна, по-моему, на грани срыва. А Маша и Ярослав я уверена, вообще не в курсе твоих претензий к родителям. За что их-то калечить? В чем они-то виновны? Когда успели тебе навредить настолько серьезно? Им и так не сладко, Вадим. Я два года в их семье и вижу, как они живут. Не трогай их, пожалуйста, не трогай. Я знаю, ты очень сильный, у тебя власть, связи, потому что деньги. Но даже за все деньги мира не купишь спокойный сон, счастье покой души и умиротворенность сердца. На что ты обрекаешь себя, зачем? Ну, разрушишь ты их жизнь. Так ведь и рушить нечего, неужели ты не понял этого? Так зачем тебе дополнительный грех на душу брать?

Вадим взял чашку с остывшим чаем и отошел к окну, постоял, делая вид, что только тем и занят, что пьет чай да любуется осенним пейзажем. Хлопнул чашку на подоконник и обернулся к девушке:

— Ты хочешь защитить их? Включая Машу, которая…

— Не надо про Машу, я уже объясняла — она ни в чем не виновата, ее не за что наказывать!

— Хорошо, опустим Машу, вернемся к Веронике и Егору. Тебя заботит их жизнь?

— И твоя. Пройдет сегодняшний день, как прошел вчерашний и будет завтра, в котором ты пожалеешь о том, что сделал больше, чем о том, что не сделал. Эмоции схлынут, возможно, что-то откроется, о чем ты не ведал и перевернет ситуацию с ног на голову. Как же ты будешь жить с этим?

'Легко. Как живут: Егор, его жена. Как живет Маша', - прищурился Вадим.

— Хорошо, давай поговорим как деловые люди: ты хочешь, чтоб я не выяснял отношения, отошел от Грековых, забыл о них и их делах, вычеркнул из памяти. Так?

— Да. И начал жить, как христианин.

Вадим поморщился:

— Допустим, я соглашусь, и что получу в замен? Только без софистики малыш, без эфемерных призов в виде чистых рук и светлой памяти, царствия небесного и прочего. Не забывай я бизнесмен, и привык мерить реальными категориями. Итог должен быть осязаем и весок, адекватен предполагаемому мной удовлетворению, которого я не получу отказавшись от планов.

Лика задумалась и вдруг метнулась в комнату. Что-то хлопнуло, и раздался топот девушки. Она влетела на кухню и сунула в руки Вадима книжечку:

— Вот, — выдохнула в лицо. Греков раскрыл сберкнижку и выгнул бровь, сдерживая смешок: тридцать пять тысяч. Хотя для Лики — богатство. Но откуда и почему она не тратит? Он полистал книжку — открыта пять лет назад. Периодические поступления разных сумм и ни одна, даже копейка не снята.

— Откуда?

— Егор Аркадьевич давал.

— Угу, — лицо Грекова стало жестким. — Мне оскорбиться?

— За что? Ты просил нечто осязаемое, а у меня больше ничего нет. Эти деньги тоже, в принципе не мои — Егор Аркадьевич давал, настаивал и обижался если я не брала. Вот я их на книжку, чтоб если ему потом понадобиться, снять и отдать. В жизни всякое бывает, правда?