Синдром рыжей мыши

   – Дэн, Стас, – окликнул парней Драго, – вы Еву не видели?

   Те озадаченно переглянулись.

   – Не-ет. Вот с тех пор, как пришли… не видел. Ева-а! – крикнул Дэн, сложив ладони рупором. – Ев! Вернись, мы всё простим! Ева-а-а!!! Блин…

   – Дам по шапке! Полтора часа прошло! – рявкнул Драго. - Ты о чём думаешь? Она же чуть не утонула!

   Дэн посмотрел на байкера так, что тому стало не по себе. Действительно. И о чём думал он сам?

   – Общий сбор! – парень уже отвернулся и орал всему лагерю: – Все на камбуз, цигель!!!

   Вскоре вокруг собрались озадаченные «тридцать три коровы». Точнее, коров было тридцать две – Ева по–прежнему отсутствовала.

   – Млять, - выругался Дэн. – Всем искать вед… тьфу, сказ… р-р-р! Еву! Везде!

   Народ, истошно вопя «Ева, Ева!!!» разбрёлся в разные стороны – кто в лес побежал, кто к реке. Возле камбуза остались только дежурные и встревоженная Сашка.

   – Ты где её виделa в последний раз? – прогудел Драго, забыв про конспирацию. Плевать – Дэна рядом не было, а дежурные вряд ли могли расслышать.

   – В палатке. Переодевалась она…

   – В палатке, значит… А сейчас туда заглядывала?

   – Нет. А зачем? Мы же тут так орали… Думаешь, она может быть там?

   – Да хрен её знает! – буркнул Драго и ломанулся к палатке Евы. Да, чуть на отшибе, но не настолько же, чтобы не слышать, как тут все вопят?

   Сунулся внутрь – и остолбенел.

   Ева спала. Поверх каремата, переодетая в сухое и чистое, по-прежнему с бледным лицом, сжавшись в комочек, со следами слёз на щеках – она спала. А рядом с ней, прижавшись всем телом и обняв свою хозяйку четырьмя лапами, дрых Чупс. Услышал шаги – точнее, топот, - Драго, открыл один глаз, поглядел с укоризной – и опять закрыл.

   Ева во сне тягоcтно вздохнула, облизнув сухие губы – и Драго тихонько покинул палатку, ощущая при этом вязкое, неприятное чувство вины, из-за которого ему хотелось повеситься на ближайшем дереве.

   Ева

   Когда тебе плохо – не надо думать. Чем меньше думаешь,тем легче. Эту простую истину она усвоила уже давно.

   Вот и сейчас Ева старалась ни о чём не думать – просто прилегла ненадолго на каремат, притянула к себе уютно-сонного и мурчащего Чупса, и почти сразу провалилась в сон.

   Во сне было холодно. Так холодно, что она сжалась, стараясь согреться о единственный тёплый комочек рядом с собой – пушистого кота – а потом вдруг стало тепло. Всей спине, ногам,и даже попе.

   Кто-то ласково поглаживал Еву по плечам, прижимаясь сзади,и шептал что-то на ухо. Сначала она не понимала, что, а потом прислушалась…

   – Просыпайся, королевна,

   Надевай-ка оперенье,

   Полетим с тобой в ненастье,

   Тонок лёд твоих запястий…

   Ева улыбнулась.

   – Это моя любимая песня у «Мельницы»…

   – Моя тоже. – Серый потёрся носом об ухо Евы.

   – А где Чупс?

   – Убежал, как только я пришёл. Наверное, не хочет тебя ни с кем делить.

   – Вы все такие.

   – Точно.

   Смешок. И – горячие губы на шее за ухом,и жаркое дыхание, и вновь шёпот:

   – О тебе, моя радость, я мечтал ночами,

   Но ты печали плащом одета.

   Я, конeчно, еще спою на прощанье,

   Но покину твой дом, но покину твой дом, но покину твой дом

   Я с лучом рассвета.

   Ева слушала, как завороженная.

   – Нет,ты не бард,ты менестрель.

   – Почему?

   – Да просто так. Слово красивое, романтичное.

   – Думаешь, я романтик?

   – А разве нет? Залез в чужую палатку, спугнул кота, песни поёшь на ухо.

   – О, я еще и не то могу…

   – Вышивать и на машинке шить?

   – Почти.

   Серый, осторожно обхватив Еву рукой, потянул на себя, заставив её перевернуться к нему лицом,и опять запел:

   – Мне ль не знать, что всё случилось

   Не с тобой и не со мною.

   Больно ранит твоя милость,

   Как стрела над тетивою.

   Ты платишь за песню луною,

   Как иные платят монетой,

   Я отдал бы всё, чтобы быть с тобою…

   И приятно,и смешно, и немного неловко.

   Наверное, у всех свои трагедии. У некоторых они – вот такие, с песнями, но от этого не менее трагичные.

   – Я oтдал бы всё, чтобы быть с тобою,

   Но может, тебя…

   Серый обхватил ладонями лицо Евы и допевал песню почти ей в губы:

   – Но может,тебя, но может, тебя

   И на свете нету?

   Он остановился, и дыхание его было прерывистым, взволнованным. Мальчик, притворяющийся шутом… Εй ли не бдивзгв знать, что за смехом проще всего скрываются утраты, страхи, поражения? И ранимость.

   – Что мне делать, королевна? - спросил Серый, весело и задорно улыбнувшись. Пытался свести всё в шутку. Но в глазах было слишком много тревоги и вопроса, чтобы Ева поверила.

   – Жить. И петь, конечно. У тебя это прекрасно получается. А сейчас… я думаю, нам пора на обед. Я чувствую запах чего-то вкусненького.