— Говорят, важнее всего признаться самому себе, что это плохо, покаяться в содеянном, и искренне стремиться не делать так больше. А дальше… все происходит снова и снова — ты хочешь не повторять эти ошибки, а все равно повторяешь их, и снова каешься. Это бесконечный процесс, ведь живем мы в таком падшем мире, — невесело усмехнулся Саша. — Раньше я этого не понимал, искренне считая себя победителем в жизни. И вдруг осознал, что это не так. Все не такие, как выглядят со стороны… Со стороны кажется, что ты полковник, не знающий преград, а в душе ты уже дряхлый старик, давно сломленный. Стал сам себе надзирателем в своей личной тюрьме. Не веди борьбу с собой — проиграешь… Я так боялся лишиться своей должности, звания, словно это было самым ценным, единственным значимым в моей жизни. А потом понял, что солнце продолжит светить, даже если на моих плечах не будет погон. Да даже если меня не будет, оно продолжить светить!
— Все мы так думали в свое время, — согласился Влад. — Мне тоже казалось, что жизни «после» просто не существует. Но, как видишь, живой и вполне счастливый.
— Ну, а ты что скажешь, Димон? — Воронов взглянул на друга.
— Скажу, что нам вообще повезло, что удалось вырваться из этого водоворота системы, которая столько лет тащила нас на самое дно, — невесело усмехнулся Калинин.
— А помните, как все начиналось, под предводительством Шведова? — на мгновение Саша мысленно вернулся в далекое прошлое. — Кстати, ведь это благодаря ему, я на свободе, да еще и на почетной пенсии. Не забыл, черт старый, замолвил за меня словечко где-то в верхах, чтобы делу не дали ход. Мне уже потом, «по секрету» шепнули. Это только по телевизору все красиво преподнесли, а на самом деле мою судьбу решило слово влиятельного генерала. — Воронов помолчал, а потом кивнул, словно соглашаясь с самим собой. — Нет никакого правосудия. Жизнь сама накажет, так как считает нужным.
Эпилог. Часть 2
Вот уже три года они жили на новом месте. К южному климату привыкли быстро, оставив в прошлом серую, пыльную Москву с ее проливными дождями. Здесь же практически весь год радовало взор голубое небо, а всего в ста метрах от дома о берег плескались морские волны. И сейчас казалось, что так было всегда, а все то, что происходило с ними когда-то там, в далекой Москве, просто кошмарный сон.
Иногда Аня все же уносилась мыслями в далекие воспоминания, туда, где у нее был любимый брат, такая непутевая, но все же, мама, и так недолго — отец. Как жаль, что они не смогли разделить с ней ее счастья. Счастья, к которому она так долго шла. Сколько же препятствий встретила на своем пути, сколько раз думала, что дальше дороги нет, как больно падала и, казалось, что подняться уже не сможет. А потом поняла, что на этом сложном, извилистом пути она идет не одна — Дима рядом. И он всегда готов протянуть ей руку, помочь подняться, а когда ей станет совсем тяжело, нести ее на руках.
Те несколько суток до и после операции он провел с ней в больнице, успокаивая и подбадривая, не оставлял ее ни на минуту. И потом, когда дочку перевели в обычное отделение и Ане разрешили находиться рядом с ней круглосуточно, в свободное от работы время сразу мчался к ним. После больницы забирал он их уже к себе домой, и на квартиру Ани они съездили лишь для того, чтобы собрать вещи. Взяв на себя решение всех бытовых и материальных вопросов, он предоставил ей возможность спокойно заниматься ребенком и ни о чем не переживать. Но Ане, привыкшей к постоянным потрясениям, было сложно вот так сразу поверить в свое счастье.
Первое время, просыпаясь по утрам, она даже глаза боялась раскрывать — казалось, что все может оказаться сном и рядом не будет Димы. Пока он спал, она подолгу разглядывала его лицо. Широкий лоб, вдоль которого пролегла глубокая морщина, нос с небольшой горбинкой, острые скулы, колючую щетину на подбородке. Каждая черточка его лица была такой родной, такой любимой. И все ее необоснованные страхи постепенно рассеивались, растворялись в его теплой улыбке и крепких объятиях. Чувства, которые ей пришлось прятать так долго, теперь переполняли Аню настолько, что она едва сдерживалась от того, чтобы все время не лезть к Диме с объятиями и поцелуями, хотя очень хотелось. Эти неудержимые потоки эмоций, словно волны, накрывали ее при одном только взгляде на любимого мужчину. С каждым днем все больше и сильнее. Иногда казалось, куда еще сильнее? Ведь сильнее, чем сейчас, любить уже просто невозможно! Но бабочки, порхающие в животе, говорили об обратном. Эта безмерная, безграничная любовь росла и росла.