Синдром отмены

Ему сразу же бросилось в глаза то, насколько изменился Демидов, причем в лучшую сторону. Посвежел, стал спокойнее, как будто счастливее, что ли. Да, бизнес все-таки не идет ни в какое сравнение со службой — что бы там ни говорили, но режим «двадцать-четыре-на-семь» это все же больше про него, а уж если по доходам сравнивать да по проверкам всяким, то, однозначно, на вольных хлебах спится дольше да крепче. Ну и если в семье покой и взаимопонимание, то это вообще верхушка счастья. Ему, к сожалению, с этим не повезло. Его семейная лодка не выдержала напора стихии оперской работы.

Рев двигателя в облаке дорожной пыли помешал Калинину убедиться в правоте собственных догадок насчет Демидова. Ему даже показалось на миг, что джип Воронова несется к ним как-то нервно, юля задом по пыльной дороге. Обменявшись с Владом тревожным взглядом, майор замолчал, ожидая прибытия полковника.

Саша выскочил из машины, едва заглушив двигатель. Слишком сильно захлопнул дверцу. Поздоровался как-то отрывисто, невнятно, заменив слова приветствия крепким и резким рукопожатием.

— Что-то случилось? — не стал тянуть время Влад, спросил еще тогда, когда руки Саши и Димы висели в воздухе. — Чего на измене весь?

Воронов бросил на них беглый взгляд и вместо ответа устремился к перилам мостика, туда, где до этого стоял Влад, словно там, на линии горизонта надеясь найти ответ на мучавший его вопрос.

— Сань, — снова переглянувшись с Димоном, озабоченным голосом позвал Влад. — Проблемы? Помощь нужна?

— Блин, мужики, не знаю, может, и не проблема вовсе, — Воронов порывисто развернулся, заговорил быстро взволнованным тоном. — Или же проблема, но только моя… А может, и наша общая… — потянувшись рукой во внутренний карман кителя, он вытащил оттуда скомканный лист бумаги. — Вот, Юльке моей под дворники засунули…

Калинин рывком вырвал из рук Сани дрожащую бумажку. Чтобы у Воронова руки тряслись?! Да он в жизнь не поверит! Не, это скорее от ярости, чем от страха.

Он развернул сложенный пополам лист, чувствуя, что за плечом уже вырос Влад. При виде печатных букв, его брови невольно дернулись вверх.

«Вы все ответите за его смерть. И ты, и он, и его дружки».

— Сань, и ты из-за этого испугался? — всерьез удивился Калинин и даже сопроводил свой вопрос легким смешком. — Да шпана дворовая балуется. Или у кого-то шиза проснулась…

Воронов вновь отвернулся к мостику, засунув руки в карманы. Его нога, упирающаяся в металлическое кольцо между прутьями, заходила мелкой дрожью.

— Ну да, если это шиза, то, может, и опасно, — скорее самому себе пробурчал Димон. — Но не настолько же…

— Ты думаешь, это они? — подал голос Влад, и, судя по его тону и Воронов, и Демидов знали, о чем шла речь. — Из-за него?

Они обменялись многозначительными взглядами, и Калинин не вытерпел:

— Да кто «они»-то? Кто «он»?

Гляделки Сани и Влада продолжались еще с минуту, а потом Воронов повернулся к Димону.

— Нет, может, конечно, это все и туфта, но я… взбесился, а не испугался, — постепенно прежний Воронов возвращался: его голос окреп, исчезла нервная дрожь, и взгляд потемнел, налился силой. — Взбесился, потому что они мою семью тронули, напугали Юлю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Калинин кивнул с пониманием, но вопрос свой все же повторил:

— «Они» это кто? Кто умер?

— Курбанов. В СИЗО. Несколько месяцев назад, — мрачно процедил Демидов, меняясь в лице. — Чуть ли не кипятком ссал и грозил всех нас под корень вырезать вместе с семьями, — он не смог побороть отвращения и сплюнул себе под ноги. — И тебя, кстати, тоже, — после короткой паузы бросил в сторону майора. — Тот еще выродок!

Калинин снова перевел взгляд на анонимку.

— И его дружки, — задумчиво процитировал он конец предложения, а потом вернулся к его началу: — И ты, и он, — поднял глаза на Воронова, — ну ты-то понятно, а жена твоя при чем? Я так понимаю, угроза ей?

— А это у них традиция такая — с женщинами разборки устраивать, — полным ненависти голосом объяснил Влад. — Проходили уже, знаем.

— Юлька, правда, думает, что это отголосок той истории, — гораздо тише добавил Саша, — с бывшим парнем ее. Ну ты помнишь… — а когда Демидов кивнул, покачал головой, — но я думаю, что это ерунда. Слишком давно это было. И никаких друзей там моих не участвовало.

Воронов умолчал о том, чем отозвались в его семье эти две фразы. Словно одно целое раскололось надвое, и между ними пролегла глубокая трещина — с момента обнаружения записки и последовавшего за ней нелегкого разговора Юля стала отчужденной, задумчивой. Он был уверен — мыслями она вернулась в прошлое, снова взращивала в себе вину. И эта неопределенность… Как будто земля из-под ног ушла. Он привык все контролировать, сам задавать траекторию жизни, а тут... Одно понятно, над ними нависла угроза, но неизвестно какая. А это хуже всего. Оттого и взбешен был и нервничал сверх меры, что было ему несвойственно.