Синдром отката

– Изготовитель дипфейка постарался бы, чтобы все прошло идеально.

– И что, теперь нам всегда придется об этом беспокоиться?

Виллем промолчал – видимо, вопрос был дурацкий. Вместо ответа кивнул оператору, и тот вытащил из камеры карту памяти.

– Все почищу, – сказал он, – приделаю заставку и концовку – и через полчаса увидите беловой вариант.

– Чем быстрее, тем лучше, – с нехарактерной для него резкостью ответил Виллем.

– Мусорное любительское видео с хреновым цветом и звуком не решит проблему, которую мы пытаемся решить! – с видом оскорбленной гордости отрезал оператор и вышел из комнаты.

На это у Виллема ответа не нашлось. Но когда видеокоманда начала гасить свет и сворачивать свою аппаратуру, старательно делая вид, что не видят и не слышат «клиентов», Виллем обернулся к Саскии и едва заметно мотнул головой – движение, означавшее: «Нужно поговорить наедине».

За четверть часа он вкратце изложил все, что узнал вчера на совещании в Эйндховене.

– Простите, что вываливаю все это на вас, – закончил он, – да еще и сейчас, в разгар другого кризиса. – И он кивнул в сторону комнаты, где они снимали видео.

– Вы действительно думаете, что это другой кризис?

– Нет. Конечно, нет.

– Потому что все явно скоординировано.

– Верно.

– Дипфейк, видимо, изготовили уже некоторое время назад. Они – его изготовители, кто бы это ни был, – могли выложить его и раньше. Но придержали, пока правительство не рухнуло без моего участия.

– Об этом я не подумал, – заметил Виллем. – Вы правы.

– Почему они придержали ролик? Потому что если бы выложили его раньше, до падения правительства, в этом падении обвинили бы меня. Это действительно привело бы к конституционному кризису – и заслуженному.

Виллем кивнул.

– Но, – продолжала Саския, – если видео вышло после того, как совершилась отставка правительства, обвинить меня в антиконституционном вмешательстве невозможно…

– Разве что в излишней прямоте и откровенности. В том, что вы озвучили вслух мысли обычных разумных людей.

– Глас народа, – ответила Саския. – Вот уж на какую роль я никогда не претендовала! Но, похоже, ее мне навязывают. Скорее всего, те же, кто устроил диверсию на Масланткеринге.

– Масланткеринг был гордостью нации, – заметил Виллем. – Символом нашего инженерного мастерства. Его разрушение – огромный психологический шок. Одно из тех событий, что заставляют человека сесть и все переосмыслить. Кто бы это ни сделал – он создал возможность коренным образом переориентировать нашу политику. Да, нас подставили. Но не для того, чтобы навредить. Скорее наоборот.

– Что ж, кто бы это ни был и чего бы ни желал, боюсь, его ждет разочарование, – отрезала Саския.

Кто-то постучал в дверь.

– Готово! – послышался голос Фенны. – Получилось просто отпад!

– Идем! – крикнула Саския. И, вставая, сказала Виллему: – Будем решать проблемы по порядку. Сначала закончим с обращением, потом продолжим наш разговор.

В комнате дальше по коридору оператор и его команда уже включили ноутбук, вывели изображение с него на большой экран и теперь запустили отредактированное видео. Как и все официальные видеозаявления королевы, начиналось оно с заставки, изображающей королевский дворец с наложенным на него гербом Оранского Дома. Заставка плавно перешла в изображение королевы Фредерики, сидящей за столом. Она произнесла свою речь, и изображение так же плавно перетекло в «концовку».

Все повернулись к Саскии. Однако она едва смотрела на экран. Глазами смотрела, но мысли ее витали в другом месте.

– Все отлично, – сказала она наконец, – выкладываем.

Этот приказ был обращен к королевскому веб-мастеру. Название сильно устаревшее – куда вернее было бы называть эту должность «координатор социальных сетей», – но осколки былых эпох постоянно встречаются при королевских дворах. Если Саскию охраняет стража в медвежьих шапках и верхом на конях, почему бы у нее не быть веб-мастеру?

Так что все повернулись к женщине, занимающей эту должность.

Но та ничего не видела и не слышала.

Она неотрывно смотрела в собственный планшет, пораженная каким-то новым ужасом. По правде говоря, у людей, занимающихся пиаром в соцсетях, это обычное эмоциональное состояние и обычное выражение лица. Но даже по этим стандартам она выглядела глубоко потрясенной.

Наконец, заметив, что все взгляды в комнате обращены к ней, веб-мастер попыталась что-то сказать, но не смогла издать ни звука. Вместо этого пощелкала пальцами перед экраном планшета и развернула его лицом к остальным, чтобы все они увидели то же, что и она.

На экране шло видео. То самое, что они только что сняли, – по крайней мере, так казалось по заставке. Вот заставка померкла, появилась королева Фредерика, скромно сидящая в кресле… только одета она была по-другому. На ней было платье, которое она не раз надевала, выступая перед камерами. Но не здесь. В этой комнате и в этом платье она не снималась ни разу.

И, разумеется, никогда не говорила того, что начала говорить сейчас, в этом видео.

– Сегодня я хочу извиниться перед вами, а затем дать обещание.

– Откуда это? – спросил Виллем.

– Появилось на «Ютубе» четверть часа назад!