И все же, несмотря на ложную надежду и визиты, которые служили доказательством реальности того, насколько велика дистанция между Дэном и остальными из нас, я действительно испытываю чувство примирения. В том числе и в другом значении этого слова:
Иногда мы поздравляем друг друга с днем рождения в формате сообщений. Изредка я задаюсь вопросом, поделится ли мой сын однажды фотографией своего ребенка, с которым, наверное, я никогда не увижусь. Почти два года назад его жена прислала мне эсэмэску с их новым адресом и написала, что, когда придет время, мы воссоединимся, она в этом уверена. Невестка приложила фотографию Дэна и короткий отчет о том, что они оба устроились на работу и ходят в церковь, которая им нравится. Благодарная за эти новости, я ответила простым
Я надеюсь, что они будут счастливы, и желаю им всего наилучшего. Но текстовые сообщения не создают отношений. Такого рода дистанционный контакт – это не восстановление, не примирение в том смысле, которого хотелось бы большинству из нас. Мы можем не видеть некоторых наших родственников целую вечность, но потом встречаемся так, как будто этих долгих лет и не было. Совсем другое дело, когда кто-то такой близкий, как наш собственный ребенок, так жестоко разрывает нам сердце. Прошлое с его обидой и недоумением продолжают оставаться с нами.
Моя семья смирилась с расстоянием. Чем больше проходит времени, тем больше Дэн становится чужим. Я смирилась и с этим. Таковы обстоятельства. Я приняла факты.
Другие родители рассказывают похожие истории. Их ребенок раз в год присылает подарок или открытку. Возможно, они даже видятся с ребенком на свадьбе, похоронах или каком-то другом семейном мероприятии. Некоторые из этих родителей привыкли к быстрому пожатию руки или даже объятиям. Но у них нет иллюзий. Значит ли это, что они никогда не плачут? Что они никогда не лежат без сна после того, как увидели своего ребенка, желая, чтобы все было по-другому? Не всегда. Точно так же, как мы можем скучать по умершему родственнику во время праздников или жаждать второго шанса на какой-то другой жизненный выбор, призраки надежды, любви и боли иногда могут прийти к нам в гости. Но мы не должны позволять им оставаться. Когда вы действительно ответите на мучительный вопрос «почему», осознаете, что сделали все возможное, и возложите на своего ребенка всю ответственность за решение уйти, вы вольны принять крошечные приступы грусти и тоски как часть человеческого бытия. Обратите внимание на эти чувства с состраданием к себе, примите их такими, какие они есть, а затем отпустите.
Помните Пэм, чья дочь Марта, живущая отдельно, ошибочно приняла сообщение своей матери за исходящее от кого-то другого? Затем, когда Пэм сообщила дочери, что это была она, Марта не ответила. Ее молчание говорило о многом. Тем не менее даже спустя много лет дочь по-прежнему поздравляет Пэм с Днем матери. Как и я, эта женщина смирилась с фактами. По причине, которую она до сих пор не понимает, дочь не хочет видеть ее в своей жизни. На данный момент Пэм оставила попытки примириться. «Чтобы завоевать доверие, требуется время, – говорит она. – А мне сейчас за семьдесят». Жизнь мимолетна. Тратить свои драгоценные дни на попытки наладить отношения, когда Марта довольна тем, что есть, действительно было бы пустой тратой времени.
Другим матерям дети звонят ни с того ни с сего каждые несколько лет или даже заходят повидаться с ними, как будто ничего не случилось. У Констанции есть 39-летний сын, который живет в другом штате. «Он приезжает, обнимает меня и говорит, что любит, – рассказывает она. – Он делает нашу совместную фотографию, которую я позже увижу в социальной сети. Но потом сын уезжает к родственникам моего мужа, с которым мы развелись пятнадцать лет назад». Констанция уже давно справилась с болью. «Конечно, я хотела бы, чтобы все было по-другому, – говорит она. – Но я живу своей жизнью, а он живет своей. Я искренне верю, что сын действительно любит меня, но с ним что-то случилось после нашего с мужем развода. Поскольку я бессильна это изменить, почему бы не согласиться на крошечные визиты?»
Ее принятие ситуации не произошло в одночасье. «Мне потребовалось добрых пять или шесть лет, чтобы забыть обо всем этом, – вспоминает Констанция. – Для меня просто полезнее не бороться с тем, что есть. Отсутствие постоянной грусти позволило мне построить свою жизнь снова. Я сама за себя отвечаю, и я согласна встречаться с сыном на его условиях, когда он приезжает в город».