Иван открыл глаза и увидел над собой не бритое лицо отца. Ему показалось, что он только что лёг. Четыре часа пролетели одной секундой;
– Поднимайся! Поднимайся! Рыжий, заждался.
Продолжал будить сына, Илья Иванович.
– А где он?
Сонным голосом, зевая, пропел Иван.
– Да вон, на кухне сидит. Уже надоел, как собака. Бутылку самогона выжрал, как будто воды с колодца испил. А говорит больной! Какой он, на хрен больной? Мне б его здоровье!
Сокрушался отец, и, видя, что сын поднимается, развернулся и пошёл обратно к надоевшему гостю. Ваня, нацепил дорогой, пластмассовый протез на ногу, перетянул его для надёжности ремнём, так как день намечался бесконечно долгим и натянув рубашку, одев брюки и носки, вышел из комнаты. У печи, возилась мать, готовя корм скотине, а за столом, на котором стояла, начатая бутыль самогона и лежали в тарелке огурцы с нарезанным, тонкими ломтиками, салом, сидели отец и Семён, который был, как всегда навеселе. Поздоровавшись с ним, Иван вышел в сени, схватил двухпудовую гирю, стоявшую под лавкой, несколько раз поднял её, меняя руки, и наскоро умылся холодной водой прямо из ведра. Потом вернулся на кухню, сел за стол и не торопясь, принялся за завтрак, который состоял из большой кружки молока и сладких сушек, лежащих в деревянной хлебнице. Покончив с ним, он встал из-за стола и, посмотрев на родителей, которые непрерывно следили за его движениями, сказал:
– Ну, всё, мне пора! Уже рассвело, надо торопиться!
Потом, обращаясь непосредственно к Семёну, добавил;
– Вставай, ямщик, ещё к Маше заехать нужно!
При этих словах, Анастасия Гавриловна, не довольно покачала головой, но, поймав на себе строгий взгляд Ильи Ивановича, промолчала. Иван, схватил со скамьи рюкзак, с вечера собранный матерью, снял с гвоздя потёртую брезентовую куртку и вышел из избы. За ним последовали остальные. У порога, родители благословили сына, поцеловав на прощание и трижды перекрестив его, а мать в дополнение ко всему, пустила слезу. Чтобы не видеть этого, тот запрыгнул в телегу и крикнул, Рыжему;
– Погоняй!
Повозка тронулась, но, недолго. Подъехав к дому Марии, лошадь снова остановилась.
– Подожди здесь. Я, по-быстрому!
Спрыгнув с телеги и не оборачиваясь, проговорил Иван. Зайдя на веранду, он громко постучал кулаком в дверь, которую открыла, мама девушки, Елена Даниловна. Низкая, худая женщина со здоровым румянцем на лице и милой улыбкой. Она, относилась к Ивану с нескрываемым уважением и он, видя это, старался, как мог, не потерять этой благосклонности к себе.
– Ванюша! Заходи, заходи! Маша, ещё управляется. Сейчас я её кликну.
Она, открыла другую дверь, выходившую во двор и звонким, не по возрасту, голосом крикнула:
– Маня! Маня! Хватит там копаться, тебя Ванюша заждался!
Иван посмотрел через плечо женщины и увидел любимое лицо девушки. На голове у неё был повязан синий платок, в который она заправила волосы. На тело, накинут старый, разноцветный халат, а ноги обуты в резиновые сапоги. Но даже этот наряд не мог испортить натуральной красоты и непосредственности.
– Я, сейчас! Зерна курам насыплю и всё!
Отозвалась девушка.
– Пойдём, Ванечка!
Снова обращаясь к парню, произнесла Елена Даниловна и, отворив дверь, зашла в избу, приглашая за собой Ивана. Тот, наклонив голову чтобы не зацепиться о низкую притолоку, последовал за ней и, войдя, уселся на небольшой табурет, стоящий у печи.
– Вот так мы и живём!
Подставив другой табурет рядом, и устроившись на него начала разговор женщина.
– С ума сошла, девка! Бросает родную мать. Зачем ей этот институт культуры, не понимаю? Сейчас, хорошие деньги на ферме платят. Не то, что мы раньше, за трудодни намахивали. Так нет же, всё вам мало. Ох, молодёжь, молодёжь! Чего вам не хватает?
Иван, хотел открыть рот, чтобы ей возразить, но в дом вошла Маша.
– Ой, какая погода занимается. На небе ни облачка. Красота! Ваня, пошёл к Семёну выйди, а то, как-то неудобно. Человек нас ждёт, один сидит.
Парень, не говоря ни слова, поднялся и вышел, оставив мать с дочкой наедине. На улице и в самом деле была замечательная погода. Солнце уже выглянуло из-за леса. Ветра не было и отовсюду слышалось разноголосое пение птиц. На телеге, повернувшись на бок, лежал Семён и громко храпел. Иван не стал будить приятеля, а сняв с себя чёрный пиджак, положил его рядом на сено, подготовив, таким образом, место для девушки. Потом забрался на неё сам, взял поводья в руки и стал ждать Машу. Спустя четверть часа в дверях показалась Мария. Она была в зелёном сарафане, волосы заплетены в косу, закрученную на затылке, в чёрных туфлях и с чемоданом синего цвета в руках. Позади неё, со следами слёз у глаз, виднелась фигура Елены Даниловны. Они молча остановились у повозки и Иван, спрыгнув, подсадил на неё девушку, потом, неловко, запрыгнул сам. Мать перекрестила дочку, и лошадь тронулась, увозя за собой телегу и трёх седоков. Выехав за деревню, парень сильно хлестанул поводьями по бокам лошади, крикнул что-то непонятное и та, перешла на рысь. Недолгое молчание нарушила Маша:
– Знаешь, что мне пожелала мама?
Обращаясь к Ивану, сказала она.
– Что?