«Неужели он – из этих? Из наших ненавистников?» – думал я. В последнее время они совсем обнаглели. Участились случаи, когда некоторые вовсе не пугались наших красных книжечек, а, наоборот, впадали в агрессию, шли нагло на конфликт. А потом писали нашему начальству: вот, дескать, имярек опозорил высокое звание чекиста… Врали с три короба и, бывало, преуспевали, губили карьеры. А уж если подвыпившим им в лапы попасться, да без свидетелей, пиши пропало… В основе, конечно, голубушка– зависть. Нам и платят больше, и статус социальный, и престиж, все у нас. А менты-то кто? Одно слово – мусора… Для грязной работы, для ассенизации… А мы – сволочи, белая кость… Но обычно они наглеют, когда их много против одного. А в одиночку наглости убавляется. Предпочитают не связываться, на всякий случай. Хотя в данном случае я не мог быть уверен в исходе противостояния: вдруг к нему подмога из автозака подтянется…
Но нет, слава богу, сдался мой центурион.
Назвал я его мысленно так и подумал: «Нет, сержант – это скорее гастат какой-нибудь… но центурион – гораздо смешнее».
– Слушаю вас, товарищ капитан, – сказал он примирительно, по-прежнему, впрочем, не выпуская из рук свой живой трофей.
– Имею задание срочно допросить гражданина Кентрова Кирилла Владимировича, – сказал я.
– Этого алкаша? – удивился мент.
– Есть данные, что задержанный вами и есть гражданин Кентров, – подтвердил я.
Милиционер тряхнул пьяницу, как мешок с картошкой. Спросил грубо:
– Эй, ты, как твоя фамилия?
Тот дернулся, закашлялся, но более вразумительных звуков издать не смог.
Милиционер тряхнул его сильнее.
– Фамилия твоя, говорю, как? Отвечай, а то хуже будет!
И вдруг точно из глубин каких-то донесся до нас загробный хрип:
– Кентров…
– Ну, забирай тогда, – сказал милиционер, отпихивая ко мне трофей. – Добра-то… Как ты его допрашивать будешь в таком состоянии, я без понятия… Но это твои проблемы.
Я принял Кентрова в свои объятия. И мы с ним в обнимку, медленно и мучительно, спотыкаясь на каждом шагу, двинулись к подъезду дома номер двенадцать.
– Чаю хочешь? – спросил старик.
Я сидела у него на кухне за столом, а он стоял рядом и все никак не садился почему-то.
– Спасибо, с удовольствием.
Он принялся заваривать чай в старом потрескавшемся чайнике. На кухне было относительно чисто, но все какое-то допотопное, отслужившее свой срок, облупившееся – и стены, и ветхая мебель, и посуда. И старик тоже был облупившийся, высохший, нафталинный. В квартире на самом деле пахло нафталином и еще чем-то неприятным. Миазмы какие-то болезненные. Возможно, это был запах старого тела, тления и еще чего-то, копившегося здесь годами.
– Скажи, Александра… Тебя ведь Александра зовут, не так ли? – спросил он, наливая жидкий чаек в коричневую кружку.
Я кивнула, не подавая виду, что удивилась. Откуда он знает, как меня зовут? Санёк вроде бы ко мне в его присутствии по имени не обращался. Или обращался?
– Так я говорю, чем ты, Александра, на жизнь себе зарабатываешь? Или тебя любовники содержат?
Я сдержалась.
– Опять вы меня обижаете, Петр Алексеевич, не знаю зачем… Я аспирантка института антропологии… Стипендия не ахти, но мне хватает… Талоны дают аспирантские на сахар и на колбасу. Да еще летом я в экспедиции езжу, там мне неплохо платят дополнительно. К тому же я живу с отцом, на всем готовом, так что это мне так, на карманные расходы…
– Понятно… золотая молодежь, короче… То-то, я смотрю, ты так одета… вызывающе.
– Ваш упрек, возможно, справедлив в какой-то степени… Отец меня балует, это правда. Но я же не всю жизнь на шее отца сидеть собираюсь. У меня диссертация уже готова по антропологии государства Урарту. Защищусь весной, стану младшим научным сотрудником.
– А отец-то кто, генерал? – спросил старик.
– Почему обязательно генерал? – удивилась я. – Он академик.
– Ах, не генерал. – Глаза старика странно заблестели. – Академик, из ученых, значит, из яйцеголовых, стало быть…
Он явно приободрился от такой новости.
– Петр Алексеевич, а можно теперь я вас кое о чем спрошу? Где ваш сосед Александр работает?
Старику мой вопрос совсем не понравился. Он сощурил глаза, повертел головой, поцыкал зубом, а потом вдруг и вовсе ушел прочь из кухни. «Пойти за ним? – подумала я. – Да нет, он только еще больше разозлится». Сидела на кухне одна и пила чай. Не индийский, уж конечно, и даже не грузинский. А какой-нибудь краснодарский. Ничего, решила я, перетерплю.
Судя по звукам, Петр Алексеевич отправился заседать в туалет. «Вот напьюсь чаю, и мне тоже скоро в туалет приспичит, надеюсь, он его к тому времени освободит», – пришла в голову беспокойная мысль. Но продумывать ситуацию до конца не хотелось. Я вспомнила про запертый замок и спрятанный в кармане ключ… Ладно, договорим, а там разберемся.