Синдром Л

Я быстро пересела на Нинкино место, рядом с ее возлюбленным. Спросила вполголоса:

– Как тебя зовут?

Он смотрел на меня, улыбался и молчал. Потом вымолвил наконец:

– А тебя?

Идиотская манера – отвечать вопросом на вопрос.

С.

Она села на Ниночкин стул, совсем рядом со мной. Спросила еле слышно:

– Как тебя зовут?

Я сидел и тупо улыбался. Пауза затягивалась.

– А тебя? – сказал я.

Она поморщилась. И еле успела вскочить со стула и отодвинуться от меня подальше, как вернулась Ниночка.

– Пошли, Саша, поднимайся, спасибо этому дому, пойдем к другому!

Я сидел и молчал, чувствуя себя одновременно и подлецом, и кретином.

– Ну, правда, Саша, что ты? Вставай!

Надо было все-таки что-то сказать наконец.

Ситуация была просто совершенно невозможная. Ниночка стояла передо мной и смотрела с недоумением. Мне было ее невыносимо жаль. Ведь такая славная девчонка, в самом деле. Но сделать я ничего не мог.

И не придумал ничего лучше, как сказать:

– Ты знаешь, Нина, я, наверно, посижу еще немного.

– Ты хочешь, чтобы мы еще остались здесь? Но скоро придет Сашин отец, не думаю, что он…

Она вдруг остановилась на середине фразы. Задумалась.

– Погоди, я не поняла… ты что, хочешь сказать, что…

Повисла пауза. Я молчал и смотрел в пол. И думал: «Ну и гад же я».

Подняв глаза, я обнаружил, что Ниночка покраснела. Люди часто от сильных эмоций либо краснеют, либо, наоборот, бледнеют. Говорят, что краснеют хорошие люди, а бледнеют… Но это все ненаучно. Настоящий, профессиональный разведчик не краснеет никогда. И почти не бледнеет. Ну разве что чуть-чуть.

– Ты… правильно ли я понимаю… что ты… хотел бы остаться здесь… без меня?

Я опять смолчал. И опять отвернулся. Не мог смотреть Ниночке в глаза.

Это было, наверно, самое тяжелое молчание в моей жизни. Свинцовое.

– А ты, – Нина повернулась к подруге, ее голос вдруг стал хриплым. – Ты, Саша, что молчишь? Я понимаю, вежливость и прочее. Но… скажи ты ему!

Хозяйка квартиры молчала и смотрела в сторону.

– Я… я не могу поверить… что ты…

Потом Ниночка взяла себя в руки.

И заговорила совершенно другим, чужим, вульгарным голосом. Торговки какой-нибудь:

– Я все-таки должна получить ответ. Скажи, подруга, ты хочешь, чтобы он остался у тебя? А мне – скатертью дорожка?

Саша пожала плечами.

– Я тебя не гоню. Хочешь, оставайся тоже.

– Что значит – тоже! Какое, к черту, тоже! Это мой парень, понимаешь ты или нет? Я его привела сюда и теперь хочу увести!

– Он же не ребенок, – сказала Саша. – Что хочет, то и делает.

Нина протянула руку, словно собиралась схватить меня за шиворот и тащить вон насильно.

Какая нелепость.

– Я остаюсь, – быстро сказал я. И отодвинулся.

Нина сжала кулаки. На секунду мне показалось, что она сейчас бросится драться. Со мной. Или с подругой. А та сидела и смотрела в стенку.

– Ладно, – снова зашипела Нина. – Ладно. Зачем я только это сделала? Зачем сюда пришла? Ведь знала же, знала… Ну погоди, Сашенька. Отольются еще кошке мышкины слезы. А ты, Санёк, думаешь, ты ей нужен хоть сколько-нибудь? Да у нее таких, как ты… Поплачешь еще, поплачешь…

– Понимаешь, Нина, – сказала Саша. – Дело в том, что мы с твоим кавалером…

Но Нина не стала дослушивать. Кричала в ярости что-то неразборчивое. Кажется, называла подругу стервой, сукой и тварью. А потом и мат пошел в ход.

Я встал и ушел в туалет. Тем более что мне и действительно пора было нанести туда визит. Чаю же напился.

Когда я вернулся, Нины уже не было.

Саша сидела у стола и разглядывала повязку на своей руке.

– Вот видишь, – сказала она. – Мы теперь сравнялись.

Я не понял, что она имеет в виду, но почему-то промолчал. Не время сейчас приставать с расспросами, все потом как-нибудь разъяснится.

– Как скверно с Ниной получилось, – сказал я.

– Скверно? Так не поздно исправить. Беги – догонишь еще.

– Не притворяйся хуже, чем ты есть, – сказал я. – У тебя самой кошки на душе скребут, я же вижу…

Она кивнула головой:

– Скребут.

– Жалко ее, вообще-то она чудесная. Замечательная девчонка. Но просто вот так ей не повезло. В переплет попала.

Помолчали.

Она сидела напротив и рассматривала меня в упор, от чего мне делалось не по себе.

Наконец спросила:

– Ты не ответил на мой вопрос. Тебя же не Саша зовут?

Я вздрогнул. Но решил не сдаваться пока:

– А тебя? Тебя тоже не Саша…

– А как? Как меня, по-твоему, зовут?

Это была опасная игра. Мы подошли вплотную к точке, после которой нет возврата…

Нам нужна передышка, решил я. Сказал:

– Слушай, но с кровью это был все-таки перебор. Чересчур как-то. Прямо мелодрама какая-то.

– Да какая там мелодрама! В кухне нечем писать было, а мне надо было очень срочно… спросить тебя…

От этих слов мне стало жарко..

И я – позор вообще-то для старого чекиста – смутился. И она смутилась тоже. Словно мы вернулись куда-то в отрочество, стали опять подростками.

– Значит, Нина тебе понравилась? – сказала она, наверно, чтобы тему переменить.

Но мне уже не хотелось ее менять. Я сказал:

– Очень. Сначала она мне понравилась как женщина. Потом – как симпатичный человек. Но – вынужден признаться, более всего она мне угодила все-таки как проводник.