– Но как же тебя не разыгрывать, Ниночка, когда ты во что угодно поверить готова! В любую чушь! Ну, подумай сама! Какие в наше время чеченские партизаны? Какие ядерные реакторы под Москвой? А уж про Вагона этого… и прочих… и все эти детали скабрезные… да если бы на самом деле такое со мной приключилось, хотя этого даже и представить себе невозможно, – да неужели стала бы я такой ужас про себя рассказывать? Так себя унижать? Ты же знаешь, какая я гордая. Как мне трудно даже в маленькой ошибке, в самой малой неудаче признаться. Знаешь меня с детства и вдруг в такую клюкву поверила! Просто умора ты, Нинка!
– Клуша, я и есть клуша, – сказала в ответ Нинка. И потом повторяла эту фразу много раз, заливаясь пьяными слезами. А я смеялась холодно и называла ее дурой.
Но ночью, когда Нинка удалилась наконец домой и когда интоксикация от вина стала проходить, я сама вдруг заревела. Лежала, повернувшись к стене, и плакала беззвучно, чтобы Фазер не услышал. И не было мне утешения, и ничего не было в жизни такого, ради чего стоило бы жить. Ради чего необходимо было продолжать это затянувшееся, тупое и мучительное путешествие.
Глава 5
С.
В выходные я уж оттянулся по полной. Как начал в пятницу вечером, так остановиться не мог. И, как ни зарекался, на каком-то этапе Шурочка, кажется, все-таки появилась. Но что мы с ней делали, говорили ли о чем, занимались ли любовью, ездили ли куда-нибудь, неизвестно. Вот бы пойти к психиартам и сказать: а кстати, ребята, я, как выпью, так себя не помню целыми днями. И в это время с какой-то бабой якшаюсь. Удивительной красоты вроде как, но, как она в точности выглядит и вообще кто такая, я без понятия.
С такой странной мыслью я и проснулся на рассвете в понедельник. И в таком кошмарном похмелье, что вообще кранты. Что оставалось делать? Проявил я тут чудеса силы воли, вытащил себя за шкирку из кровати и часа два над собой издевался. Во-первых, контрастный душ. Во-вторых, немножко зелья, что на донышке в каждой из бутылок, естественно, осталось. Вот и набралось сколько надо, не больше и не меньше. В-третьих, лошадиную дозу дефицитного кофе (жена на праздники берегла). Закапал в глаза капли, которые мне Люська в своей закрытой аптеке добыла. Капли китайские, чудодейственные, красноту снимают за полчаса. Ну, может, и не на сто процентов, ну так на восемьдесят. И в итоге, как ни удивительно, приперся на работу в терпимом состоянии. То есть отвратительном, конечно, но все же выносимом. И главное – не опоздал.
И слава богу. Слава богу, потому как меня уже с самого утра Михалыч поджидал. Просто вот так вот лично сидел за моим столом скромненько, представляете, и дожидался!
Посмотрел на меня подозрительно, говорит:
– Что, не выспался, что ли?
– Да я ремонт кое-какой делаю, товарищ генерал, лег поздно.
– Смотри, – говорит Михалыч, – знаю я твои ремонты. Режим надо соблюдать. Вот что. А то доиграешься. – Потом помолчал немного и сказал, как о чем-то обычном и само собой разумеющемся: – Хорошо, что не опоздал, а то мы сейчас с тобой к начальнику главка пойдем.
– Начальнику главка? – не поверил я.
– Да, к заместителю председателя.