Потом я пошел провожать Ниночку и у лифта столкнулся с соседом по лестничной клетке Петром Алексеевичем Шебякиным, генералом третьего главка в отставке. У соседа было вытянутое худое лицо с будто прилипшим к нему вечно брезгливым выражением. «Здравствуйте, Петр Алексеевич!» — храбро выкрикнул я. Генерал еле заметно кивнул, не снизойдя до большего, и уставился своими рыбьими, ничего не выражающими глазами в дверь лифта. Ниночка испуганно смотрела на меня, точно хотела спросить: мне-то — что говорить? Или молчать? Я пожал плечами. Ниночка пискнула: «Здрасте…», и я тут же понял, что это была ошибка. Шебякин медленно, словно робот из научно-фантастического фильма, повел длинной головой-тыквой, сфокусировав глаза на Ниночкином носике. Секунду я думал, что он все-таки что-нибудь буркнет в ответ или по крайней мере признает ее существование кивком или хотя бы движением губ. Но нет, ничего подобного. Ровно в этот момент подошел лифт, зашипев, открылись двери. Я демонстративно шагнул в сторону, пропуская соседа, Ниночка так вообще вжалась в стену. Генерал величественно вплыл внутрь и встал истуканом в глубине кабинки, глядя поверх наших голов. Я втащил Ниночку за руку в лифт, втиснулся сам, и так мы поехали, плотно прижавшись другу к другу, в паре сантиметров от генерала Шебякина с его надменным неподвижным лицом. Ниночка испуганно смотрела в пол, а я не мог удержаться и время от времени поглядывал на соседа. И вот странность какая: вроде ничего его лицо не выражало, но я ясно читал на нем: прекрасные и ужасные, неприличные Ниночкины крики звучали у него в ушах, и скрытный генерал и кайфовал от них, и злился, и завидовал смертной завистью, а в итоге ненавидел нас обоих. Но вот при этом ему, бедолаге, надо было стоять неподвижно в нескольких сантиметрах от наших распаренных, масленых лиц, смотреть в потолок и не позволять себе даже моргнуть.
«Хорошо, хоть горячую воду на этот раз не выключили, и мы оба смогли душ принять, — думал я. — А то пахло бы сейчас в кабинке, как в зоопарке».
Ехали мы, конечно, бесконечно долго. Лифт как-то странно дергался, подпрыгивал, шатался… «Вот будет номер, если мы застрянем. Нет, это будет даже весело, конечно. Особенно если мы с Ниночкой начнем нежничать», — думал я.
А как же мы можем не начать? Это было бы выше сил человеческих — удержаться…
Все-таки дотряслись кое-как до первого этажа. Ниночка выскочила из кабины как ошпаренная. Я вышел быстро, решительно, делово. Как и полагается человеку, выполняющему особое правительственное задание. И, кстати, откуда генерал Шебякин знает, что с этой девушкой я не связан профессионально? Может, я соблазнял ее исключительно ради дела, а? Зачем судить сразу так строго? Нет, правда, даже обидно, ей-богу. Чуть что, так сразу…
Генерал держал в руках зеленую авоську.
Как только Шебякин скрылся из виду, Ниночка прыснула. Потом стала так хохотать, я думал, уж не истерика ли это? Но не выдержал и засмеялся сам. Так мы шли с ней по улице и заливались-хихикали, как сумасшедшие. А что, ведь и правда смешно!
Только когда дошли до площади Хо Ши Мина, наконец успокоились. Надо было прощаться. Я вообще не мастер жанра. В таких случаях теряюсь слегка, хотя виду не подаю.
Ниночка привстала на цыпочки и быстро клюнула меня в губы у всей площади на виду. Клюнуть можно, конечно, по-разному… Еще тот был клевок. Чувственный. Но не особенно заметный. По крайней мере, никто вроде бы не обратил на нас особого внимания.
«Не бросай меня, а?» — прошептала.
«Да нет, я…» — опять только и нашел, что ответить.
Ниночка отодвинулась в сторону, посмотрела на меня как бы с расстояния. Критически оценила. Сказала:
«Эх ты… я да я, да лошадь не моя».
«Хотел сказать тебе…» — но я опять замолчал, так и не договорив. Так ничего и не придумав.
«Ладно, не говори ничего…»
Помолчала какую-то секунду. Потом заговорила быстро-быстро:
«Слушай, будь человеком… выполни одну просьбу… Сходи со мной сегодня вечером в гости к подруге моей, а? Ну что тебе стоит? Мне без кавалера к ней приходить неловко. Невозможно просто… После того, что у нас с тобой было, я никого другого рядом с собой видеть не смогу… А тем более флирт изображать, ухаживания принимать… Тошно мне будет… Можешь ты такое понять? Ну, пожалуйста, окажи милость такую…»
Я твердо собирался отказаться — только мне еще подруг каких-то не хватало! Но Ниночка смотрела своими маленькими серыми глазками так жалостливо, так просительно, так по-детски доверчиво, что отказать ей мне стало невмоготу.
«Ну, хорошо, только ненадолго, на пару часов, не больше… что за подруга хоть?» — спросил я. И сам себе удивился. Не замечал я вроде за собой раньше жалостливости такой… Да никакой вообще жалостливости не замечал, если честно…
«Подруга нормальная… одноклассница моя. Из хорошей семьи… академической. Ну, воображает о себе иногда, конечно, но на самом деле ничего», — сказала Ниночка.
Ну, ладно, думаю, черт с ней, не убудет от меня, в конце-то концов… Схожу к подруге академической.