Некоторое время я изучал старую татуировку у себя на руке — я сам не знал, откуда она у меня. Она изображала волчью голову. Я не мог вспомнить ни день, ни повод, некогда заставивший меня ее сделать. Наверняка это произошло в то далекое время, которое совершенно стерлось у меня из памяти.
Опустив голову, я посмотрел на свой живот. Я немного похудел. Но так мало. Когда-то лекарства обрекли меня на вечную уродливую полноту. Одну за другой я обследовал жирные складки, покрывавшие мой желудок. Насколько это тело принадлежит мне? Действительно принадлежит? Я взглянул на свой член. Нелепый, почти мертвый, похоже, никогда не знавший женщины. Возможно, никогда ее не желавший. Вспомнить я не мог. Как назвать мужчиной того, кто лишен желания?
Я поднял глаза и снова выдержал собственный взгляд. Это стало испытанием. Что-то с этим зеркалом не так. Со всеми зеркалами…
В ярости я подхватил с пола мусорную корзину, резко обернулся, подошел к ночному столику и одну за другой смахнул в нее упаковки с лекарствами.
Минуту я разглядывал пузырьки и коробочки на дне мусорной корзины, потом направился к окну, широко его распахнул и вышвырнул все на улицу. Серебристые пластинки и инструкции разлетелись, словно опавшие листья, и рассыпались по тротуару и по мостовой. С насмешливой улыбкой я издал тихий победный клич.
Вернувшись к умывальнику, я достал из рюкзака чистую одежду и быстро переоделся.
Я не шизофреник.
Переобувшись, вытащил из шкатулки все деньги, положил их в бумажник и, наконец, решительным шагом вышел из этого проклятого номера.
Торопливо спустившись по лестнице, я подошел к портье.
— Мне жаль, что я вас побеспокоил, месье, но я в самом деле подумал, что с вами что-то случилось! — пробормотал он с неловкой улыбкой.
— Сколько я вам должен? — спросил я сухо.
— По двадцать евро за ночь, значит, всего сорок.
Я протянул ему деньги.
— Я, наверное, останусь у вас еще на пару дней, — заявил я.
— Договорились. Теперь-то я вас знаю, вижу, что вы платите, так что никаких проблем. Можете заплатить за все сразу, когда будете съезжать… Вы и меня поймите, месье. Приходится остерегаться…
— Само собой. Спасибо.
Не прибавив больше ни слова, я поспешно вышел.
Глава 21
Августовское солнце заливало бульвар. Жизнь переполняла деревья и людей. Я взглянул на мир. Он выглядел нормальным. Таким нормальным, каким я знал его когда-то. Спокойным, реальным, хотя и окутанным — когда я выбрался из своей норы — легкой золотистой дымкой.
Я зашагал по тротуару, стараясь придать походке уверенность. Легкий порывистый ветерок смягчал влажную летнюю жару, щекотал мою раздраженную кожу. Мимо проезжали равнодушные машины. Сновали мужчины, женщины и дети. Несколько лавок были открыты. Еще не все горожане уехали. Я миновал газетный киоск, витрина которого пестрела заголовками, посвященными теракту; столб электропередачи, покрытый разноцветными афишами и наклейками, приглашавшими на городские праздники и сообщавшими о концертах и интернет-вечеринках, подальше — булочная, распространяющая вокруг заманчивые ароматы сдобы. Прицепленные к перекладинам низенькой зеленой стойки велосипеды, скутеры, мотоциклы ждали своих хозяев. Реальность выглядела безупречной, неопровержимой. В ней не было ничего лишнего. Умиротворенный, я пробирался по этому осязаемому миру, старательно обходя решетки метро и отверстия стоков.
С затаенной мыслью я шел по тротуарам, не сводя глаз с выстроившихся в ряд фасадов. Я пересек несколько улиц, держа сжатые кулаки в карманах, чувствуя себя почти невесомым, затем, через четверть часа, может быть больше, в переулке за площадью Поль-Леото я наконец увидел то, что искал. На стене рядом со входом висела латунная табличка с выгравированной надписью: «Софи Зенати, психолог, второй этаж, налево».
Не колеблясь, я вошел в подъезд старого парижского дома и поднялся по красной лесенке. Добравшись до второго этажа, я в нерешительности постоял перед дверью, покусывая губы, потом наконец позвонил. Ничего. Никого нет? Обеспокоенный, я позвонил снова. Если никого нет, хватит ли мне храбрости найти другого психолога? Но тут я услышал приближающиеся шаги, под тяжестью которых поскрипывали половицы старого паркета.
— Здравствуйте, месье, вы записаны?
Передо мной стояла темноволосая женщина лет сорока, невысокая, полноватая, с холодным лицом.
— Нет, — ответил я, пожимая плечами.
— Вы хотите записаться?
— Нет, я бы хотел попасть к психологу немедленно, — ответил я, не растерявшись.
— Сожалею, но я принимаю только по записи.