Синдром гладиатора

Очень скоро все прояснилось. Даша действительно сбежала, но даже не это было самым интересным. Она исчезла не одна, вместе с ней пропали еще два человека. Охранник и один из двух врачей, находившихся в доме. Рихо рвал и метал. Оба беглеца служили под его началом уже много лет, и их неожиданное предательство поставило шефа службы безопасности в весьма и весьма неприятное положение. Зная характер отца, я вовсе не завидовал Рихо. Но и терзаться по этому поводу отнюдь не собирался. Как он там говорил — «Игры взрослых дядей»? Проиграл? Плати…

Днем я зашел к Давиду. Большой и достаточно «многонаселенный» дом словно вымер, испуганно притаившись в ожидании грандиозного разноса.

Рихо пребывал в таком состоянии, что соваться к нему явно не стоило, собственные покои мне уже опротивели. О самосовершенствовании в спортзале после ночной пьянки мне даже думать было тошно. Компания Давида показалась мне оптимальным выбором. К тому же я не видел его со вчерашнего дня.

Давид встретил меня приветливой улыбкой.

— Добрый день, Андре, — поздоровался он, по обыкновению указывая рукой на кресло, стоявшее рядом с кроватью. — Присаживайтесь, прошу вас. Партию в шахматы?

— Нет, спасибо, — решительно отказался я. — С вами бессмысленно играть. Вы не умеете проигрывать.

— Отчего же, — усмехнулся он. — Это умение присуще всем. В игре, Андре, важно только одно — способность всегда выбирать единственно верную позицию. Всегда, понимаете? Увы, мне это удавалось не так уж часто.

— Вы очень скромный человек.

— Нет, Андре. Скорее, я очень доверчивый человек. Впрочем, вы в этом еще убедитесь. Я слышал, мадемуазель Софи нас покинула?

— Ее звали Даша, Давид, — ответил я. Он кивнул.

— Это уже неважно. Как вы думаете, ее найдут?

— Вряд ли. Насколько я понимаю, генерал Стрекалов заранее готовил этот вариант. А он неплохой профессионал. Не думаю…

Давид покачал головой. И, протянув руку к узкой полке над изголовьем кровати, заваленной книгами и прочей печатной продукцией, взял с нее какую-то газету. Которую протянул мне. Я с удивлением признал московский «Коммерсант-daily».

— Вот, полюбопытствуйте. Вчерашняя. На седьмой странице, правая полоса. Криминальные сообщения.

Послушно выполнив его указания, я нашел нужную заметку. Она оказалась короткой и скупой, как и множество других, напечатанных на этой странице.

«В Москве произошло очередное заказное убийство. Сегодня около девяти часов утра у дома № 6 по Алтуфьевскому шоссе был взорван автомобиль «BMW», принадлежавший генерал-майору Федеральной Службы Безопасности РФ В.В. Стрекалову, который в момент взрыва находился в машине. Дело об убийстве высокопоставленного разведчика взято под особый контроль Генпрокуратуры РФ и Главного Управления ФСБ. По предварительным данным…»

Прелестно… Стрекалов все-таки нашел свою Голгофу…

— Даша видела это? — спросил я, откладывая газету в сторону.

Давид кивнул.

— Вчера.

— А сегодня она исчезла… Рихо в курсе?

— Думаю, да. Но дело не в этом. Скажите, Андре, что вы думаете о моей судьбе? Честно?

— В свете последних событий… Мне она кажется весьма печальной, — чуть помедлив, признался я.

— Мне тоже, — согласился Давид. — Американцы наверняка запросили у месье Дюпре мою голову. Сделка заключена, Кольбиани мертв. Значит — месье Дюпре согласился. Я рассчитывал на помощь господина Стрекалова, но… Похоже, напрасно. Обмена не состоится. Меня просто убьют.

— Но… — Я чувствовал себя на редкость неуютно. Искренне симпатизируя Давиду, я, тем не менее, не видел ни малейшей возможности ему помочь. А признаваться в своем бессилии… Он меня остановил.

— Нет, Андре, вы меня неправильно поняли. Поверьте, я вовсе не сожалею об этом. Так или иначе, но я все равно умру. И достаточно скоро. У меня есть месяц, максимум — два. Не больше. Вот только… Ужасно не хочется умирать просто так. Я много думал об этом, Андре. И пришел к совершенно гениальному в своей простоте заключению: за все надо платить. Единственное, что я еще могу сделать хорошего в жизни, это поехать в Россию и заплатить там. По всем счетам. Разом.

— Вряд ли моему отцу понравится ваш выбор — грустно усмехнулся я.

— Ваш отец здесь совершенно ни при чем, — ответил Давид. — Он не нарушал законов России и никогда лично не вел там никаких дел. Его это не коснется. Я уже говорил вам, что ничего не имею против него лично. Он гений, и именно поэтому глубоко внутри себя он — очень несчастный человек. Поверьте, я знаю, о чем говорю. У нас с ним очень много общего. Просто я уже стою на краю жизни, а он еще идет к этому краю. И знаете — осознание вины гораздо страшнее, чем забвение. В конце жизни я понял, что на всем ее протяжении творил зло. И не попытаться исправить его, хоть часть, хотя бы малую толику этого зла — не имею права…

— Вы верите в бога? — тихо спросил я. — Хотя бы в одного из них?

— Бог один, Андре. Не знаю… Раньше не верил, а теперь… Не знаю. Но если он есть — он простит мне мое неверие.