«Его картины, – пишет далее Розенберг, – доставили ему известность и некоторый достаток. Абсолютное отсутствие фантазии, непреодолимые трудности, которые он претерпевал, когда ему приходилось «сочинять» картину, привели его к основанию так называемого «реализма», т. е. к точной передаче естественных вещей без различия, без выбора. Многие восстали против направления Курбэ, с ним вступили в борьбу, его картины не принимались на выставки. Он провозгласил себя мучеником, искренно считал себя преследуемым и таким образом стал великим мужем. Курбэ сделался чем-то вроде основателя школы или, скорее, главою секты; множество ничтожеств сгруппировались вокруг него и признали его своим учителем. Наряду с этими наивными людьми, мечтавшими о том, чтобы рисовать, не учившись, находились, однако, люди, смеявшиеся над Курбэ».
Мы здесь, стало быть, имеем дело с образцом психического вырождения, где человек, несмотря на болезненную умственную деятельность, обладает несомненным талантом, который, однако, в свою очередь отличается неспособностью создать что-нибудь свое, а ограничивается воспроизведением окружающей обстановки.
Это искусство подражания само по себе в связи с тем видом «реализма», который силится выдвинуть отвратительное и отвести на задний план прекрасное, должно было в свое время произвести впечатление оригинальности, может быть, даже гениальности и только таким образом могло случиться, что Курбэ как бы стал основателем школы.
Весьма типичный пример поэта, умственное расстройство которого может быть распознано по его произведениям, мы имеем в лице Стриндберга[18] с его экзальтированной ненавистью к женщинам и другими сумасбродствами.
Если бы мы пожелали подробно исследовать духовное состояние этого писателя по его сочинениям, то это потребовало бы целой книги. Я ограничусь, поэтому, указанием важнейших пунктов одного только его произведения, которых вполне достаточно для диагноза душевной болезни.
В книге «Исповедь глупца» Стриндберг описывает свою десятилетнюю супружескую жизнь с женой, ранее бывшей разведенной супругой одного барона. Цель книги – тяжелое обвинение жены в неверности. Если умственно здоровый человек сочтет себя обманутым своей женой, то он либо разведется с нею, либо простит ей. Но для спасения собственной чести и в интересах детей – у Стриндберга их несколько – он всеми мерами будет стараться скрыть это обстоятельство от общества. Хотя уклонение от такого образа действия само по себе отнюдь не служит болезненным симптомом, но каждый согласится, что это, по меньшей мере, крайне удивительно, если человек пишет книгу, не имеющую иной цели, как публично обвинять в неверности свою жену, мать своих детей.
Посмотрим, однако, каковы те обвинения, с которыми Стриндберг публично выступает против своей жены. С того самого момента, как его жена развелась с первым мужем, чтобы выйти замуж за него, он испытывает ревность и полагает, что она имеет связь с другими мужчинами. Но он не подозревает в этом одну какую-либо определенную личность, а каждый мужчина, с которым его жене приходилось встречаться в течение долгого ряда лет, вызывает в нем сомнение и ревность. Не будучи в состоянии сослаться в доказательство ни на один действительный факт, он находится под непрерывным гнетом мысли о неверности жены.
Но это еще не все. Ему кажется, что она не только находится в преступной связи с мужчинами, а что ее неестественное половое влечение распространяется и на собственный пол. Всякий раз, когда она посещает подругу или целует молодую девушку, он видит в этом недозволенное, противоестественное в половом отношении действие.
Несмотря на все это, он любит свою жену и не может расстаться с нею. Как бы он ни был убежден в ее виновности и испорченности, ему достаточно взглянуть на ее «ногу в черном чулке» или на «подвязку», чтобы упасть к ее ногам и «со слезами на глазах» просить себе прощения.
Но муки ревности не оставляют его, так что он шесть раз «бежит» в далекие края. Не успеет, однако, прибыть на новое место, как страсть одолевает его; «он скован, но не железными цепями, которые он мог бы порвать, а каучуковыми цепями, которые все тянут его обратно». Он либо возвращается, либо вызывает к себе жену и детей. За сим следует трогательное свидание, и тотчас же новые муки ревности. Каждый лакей в гостинице, швейцар, встречный офицер – все они казались ему предметом любви его жены. Однажды он катался с женою в лодке; лодочник носил высокие сапоги, на которые жена обратила внимание; этого было достаточно, чтобы заподозрить ее в половом извращении.
Те же муки ревности вызывали в нем отношения жены к женщинам. Он ревновал даже к одной старухе, «походившей на ведьму». Когда жена однажды вернулась домой, ему показалось, что она стала похожей лицом на «ту старую ведьму», и из этого он заключил, что она была в гостях у последней и проделывала с нею безнравственные вещи.