Синдром Феникса

— Мать увидит. Давай тут одну попробуем подожгем?

— Крышу подпалим, если полетят.

— Да они и не полетят еще, может! Испорченные же!

Костю довод брата успокоил. Зачем поджигать трубки, если не будет эффекта, он не подумал.

И первые несколько штук действительно не сработали.

Тут Костя обратил внимание, что в некоторых есть шнур.

— Дергать надо, а не поджигать! — догадался он.

И дернул.

И зашипело… И взорвалось.

Ребята не пострадали, успели отпрыгнуть в угол, когда появились первые искры, но тут взорвалась еще одна хлопушка, за ней другая…

— Что-то светло как-то на улице… — глянула Татьяна в окно.

И, охнув, выскочила во двор.

Выскочил и Гоша.

Сарай полыхал внутри, пламя уже пробивалось сквозь доски наружу.

Слышно было, как кричат Толик и Костя.

Гоша смотрел остекленевшими глазами, в которых плясали блики огня.

Татьяна металась, невнятно крича, и вдруг, закрыв лицо локтем, бросилась к сараю.

Но Гоша ухватил ее за руку, отшвырнул, стащил со стоявшего неподалеку чучела старую телогрейку, обмотался и побежал в огонь.

Из распахнутой двери полыхнуло, но он все же бросился вперед — прыжком, будто в воду.

Татьяна тихо выла, сев бессильно на траву.

И тут же вскочила, чтобы помочь: Гоша тащил под мышками орущих Толика и Костю.

Она осматривала детей, тискала, проверяла, все ли цело, целовала и давала затрещины.

Не сразу обратила внимание на Гошу.

Тот сидел у забора с лицом цвета пасмурных сумерек, с закрытыми глазами.

— Гоша! — бросилась к нему Татьяна. — Гоша, ты опять?

Хлопнула его по щеке, потрясла за плечи.

Гоша открыл глаза. Посмотрел на Таню, на детей. Прикрылся рукой, чтобы не светило догоравшее пламя.

— Вы кто? Где я?

Часть третья

1

Татьяна умыла и переодела чумазых, но, к счастью, совершенно целых детей (у Кости только ресницы опалились на одном глазу, и глаз стал странно голым, над чем Толик очень потешался), а потом отправила спать.

— Объясните, пожалуйста, в чем дело? — попросил Гоша, и по тону его вопроса, по тому, что он не начал разговор при детях, по глазам его, очень изменившимся, растерянным, задумчивым, не таким суетливым и шныряющим, как раньше, Татьяна поняла, что он очнулся опять другим человеком.

Предстояло теперь выяснить, каким.

— Вы сами-то что помните?

— Ничего.

— Меня не помните?

— Нет. А должен?

— Вы вообще-то довольно давно здесь живете.

— Почему?

— Пришли сюда без памяти. И тут уже второй раз ее теряете.

— И за это время ничего не выяснилось?

— Нет.

— А что у меня с собой было?

— Да ничего, — слукавила Татьяна, успокаивая себя мысленно, что рано или поздно скажет правду. — Билет только самолетный на фамилию Мушков.

— Мушков?

— Не вспоминаете?

— Нет… А где я нахожусь?

— Город Чихов, Московская область.

— Чихов, Чихов… Я что-то предпринимал, чтобы вспомнить, кто я?

— Да не особенно…

И долго они еще разговаривали. Татьяна рассказала Гоше, каким он был сначала и каким потом. Факт воровства не скрыла, выразив надежду, что это случайность, которая никогда не повторится. Хорошо хоть деньги вернул. Футболистом еще побыл короткое время в местной команде и успешно, но успехи быстро сошли на нет.

О том, как Гоша собирался закончить короткую футбольную карьеру и саму жизнь, Татьяна решила не рассказывать. Память потерять в этом пункте ему даже неплохо.

Гоша становился все печальнее, все задумчивее.

— А привычки проявились какие-то? Мне вот кажется, что я курить хочу. Я курил?

— Да нет почти, — рискнула Татьяна. — Попробовали и бросили.

— И правильно. Гадость. Да… Неприятно…

— Ничего, — утешила Татьяна. — Понемногу все вспомнится. Вам только от огня подальше. А то что получается: вы вспоминаете, вспоминаете, начинаете опять человеком становиться… То есть вы и так человек, но вы понимаете, да? И вдруг — хлоп — и снова полный ноль.

— Да нет, не ноль, — не согласился Гоша. — Если бы ноль, была бы пустота.

— А у вас что?

— Давит что-то, — Гоша приложил руку к груди.

— Это вы легкие обожгли, — сказала Татьяна. — Или еще при стенокардии так бывает, у моего папы так было. К врачу бы сходить. Мы, кстати, ходили уже к одному. К психиатру. Дельный человек. Думаю, еще бы вам к нему надо — пусть сравнит.

— Пусть, — кивнул Гоша, которого слово “психиатр” ничуть не оскорбило, не то что Гошу прежнего. — А давит, Татьяна, не знаю, как по отчеству…

— Да мы так обращались. Таня — Гоша.

— Почему Гоша?

— Ну, решили так. Что давит-то?

— Давит какое-то… воспоминание, что ли… Но такое, которое я не могу вспомнить… Не знаю, как объяснить…

— Поняла, — догадалась Татьяна. — Это все равно как помнишь, будто что-то забыл, а что именно забыл — не помнишь.

— Да. Ощущение, что я обязан вспомнить что-то очень важное… Очень…

— Хорошее?

— Не уверен, — признался Гоша.

2

На другой день Татьяна и Георгий (она стеснялась почему-то теперь называть его Гошей) пришли на прием к психиатру Кобеницыну.

Тот был рад видеть интересного пациента.

— Как ваши дела?

— Плохо, — ответила за Георгия Татьяна. — Только начал в себя приходить — случился пожар, опять память отшибло.