Синдром Феникса

— Не стесняетесь? Тогда, значит, ошибка вышла.

— Какая еще ошибка?

— Лейтенант тут меня навещал. Харченко. Сказал, что деятельность этого самого Георгия незаконная, вредная, но формально он прицепиться не может. И что будто бы вы тоже заинтересованы, чтобы эту деятельность прекратить.

— Я?

— Да. Ну, не прямо сказал, а… Вы это умеете…

— Кто — мы?

— Он. Умеет. Сказал, что надеется на содействие правоохранительным органам со стороны гражданских структур. Я подумал, что понял его правильно.

— Ты его понял неправильно! — отрезал Мартынов. — Я об этом первый раз слышу вообще!

— Тогда… Тогда извините, — сказал Удочеренко Ренате.

— А что мне ваши извинения? Там порушено все.

Мартынов приговорил:

— Посылаешь туда людей и восстанавливаешь, как было! В течение срока двух дней! Понял?

— Два дня — это…

— Что? Много?

— Да нет, хватит…

После этого вернулись в отдел. Мартынов попросил Ренату подождать во дворе (соблюдал все-таки приватность внутренней милицейской жизни, думал о чести мундира), а через две-три минуты во дворе появился красный Харченко и сказал:

— Не могла прямо ко мне прийти? Свои же люди!

— Да? А ты своих людей обгаживаешь — это как?

— Может, я тебя к нему ревную? — попытался отшутиться Харченко.

Тут на крыльцо вышел Мартынов.

Харченко вытянулся и четко произнес:

— Гражданка Ледозарова, приношу вам свои извинения за необдуманные действия!

Мартынов удовлетворенно кивнул.

Рената уехала, а Мартынов, желая объяснить, что вынудил подчиненного унизиться для его же пользы, произнес небольшую задушевную речь:

— В жизни, Виталя, как в природе, естественный отбор. И если с зайцами или, допустим, с косулями все ясно — кто больной, слабый, того и съедят, то как, допустим, с волками, если их есть некому? С ними, Виталя, так: погибает тот, кто полез на добычу не по зубам. К лошади, допустим, подскочил, а она его копытом, или к быку, а он его рогом. Рассчитывать силы надо, Виталя, дружески тебе говорю! С этой Ренатой сам Тудыткин на Дне города под ручку прохаживался, ты соображай!

23

В обещанный срок работники, присланные Удочеренко, под руководством Георгия все исправили и восстановили.

— Ты могущественная женщина, я смотрю, — сказал Георгий Ренате.

— А то! Коктейль вечером выпьем — за здоровье могущественной женщины?

— Работы много.

Рената обиделась, но не подала вида. И вдруг предложила:

— А давай к моей маме заглянем? Она тоже хочет возле дома порядок навести. Посмотришь.

Мать ее, Ирина Сергеевна, действительно намеревалась последовать примеру дочери и что-то такое устроить возле своего небольшого дома, примыкающего к зданию ветлечебницы (само здание было городское, арендованное). Но Ренате еще хотелось просто их познакомить. Показать матери первого мужчину, вызвавшего ее интерес, и узнать ее мнение.

Мнение было самое положительное: Ирина Сергеевна, белокурая полная дама, показывая Георгию подворье и слушая его рассуждения, начала как-то по-особенному тоненько произносить шипящие звуки (это называют обычно неприятным и несправедливым словом “сюсюканье”), что бывало с ней крайне редко — она отличалась взыскательностью и придирчивостью, не меньшей, чем дочь, поэтому и прожила в браке всего три года и больше в эти эксперименты не пускалась.

— Как он тебе? — потихоньку спросила Рената.

— Годится, — сказала Ирина Сергеевна. И это было высшей похвалой в ее устах.

А Георгий, осматривая территорию и рассуждая, все к чему-то принюхивался.

— Это от клиники наносит, — объяснила Ирина Сергеевна, заметив его реакцию. — И зверинец тут небольшой у меня.

— Где? — заинтересовался Георгий.

Ирина Сергеевна рада была показать свой зверинец — деревянное строение в глубине двора. Вела туда и рассказывала:

— По случаю все образовалось. Сперва один чудак крокодила завел. Пока тот был маленький — играл с ним, а когда ему чуть руку не оттяпал, выбросил на улицу в феврале. Хорошо, что мне позвонили. Еле выходила. Потом лису ребята принесли, напуганную, раненую. Тоже оставила. Енот живет, удавчик, две мартышки. Сброд всякий. Но я их люблю.

— Это что, — сказала Рената, — я знаю в Москве одного: купил четыре этажа в обычном доме, то есть квартиры друг над другом, и устроил дельфинарий. Жильцы жалуются, боятся — дом рухнет. А ему пофигу. Говорит: нет такого закона, что я из своей личной жилплощади не могу дельфинарий сделать. Не протекает — и будьте довольны, а протечет — отвечу!

Георгий осматривал зоопарк со странной какой-то жадностью. Вдыхал запах, не очень приятный для постороннего человека, подолгу, как на давних друзей, с которыми давно не виделся, смотрел на удава, мартышек, лису. Особенно долго стоял у клетки с крокодилом. Крокодил, ставший уже матерой гадиной, неподвижно лежал в лохани с водой, закрыв глаза и сомкнув убийственные челюсти.

Он словно почувствовал взгляд Георгия: приоткрыл мертвые глаза, шевельнул слегка хвостом и начал приоткрывать пасть. Рената вскрикнула:

— Жуть какая! А чем ты кормишь его, мам?

— Куры, кролики.

— Никогда этого не понимала: держать одно животное, чтобы ему других скармливать.

— Природа так устроена, — улыбнулась Ирина Сергеевна.