Синдром

— Нет. Если бы мы сводили агентов с ума, они оказались бы не в состоянии функционировать. Мы потратили годы и довольно крупные суммы денег на изучение дифферентной амнезии и способов расщепления личности[44]. И в конце концов нашли оптимальное решение: воспоминания-ширмы[45]. Впрочем, даже с ними возникали проблемы. У агентов наблюдалась тенденция к дестабилизации личности, и поэтому требовался психотерапевт, осуществлявший постоянную подпитку информацией.

Эйдриен взглянула на Макбрайда, затем обратила озадаченный взгляд на Шапиро.

— Что такое воспоминание-ширма? — поинтересовалась она.

Ученый задумался.

— Это ложные воспоминания, смехотворные уже в своей основе. Любой, кто будет настаивать на их истинности, сам себя дискредитирует.

— Вы не могли бы пояснить на примере? — попросил Макбрайд.

— Меня похитили пришельцы и отвезли на подземную базу в Антарктике, — проговорил ученый.

— В детстве меня истязали сатанисты, — добавила Эйдриен.

— Точно, — сказал Шапиро. — Говорящий — а в нашем случае убийца — моментально становится в глазах слушателей «тихо помешанным». Что, как вы можете себе представить, выглядит убедительно для каждого.

— Убедительно? — бросила ему в лицо Эйдриен. — Вы говорите о человеческих жизнях. Вы говорите о моей сестре!

Старика потрясла неожиданная вспышка гнева со стороны гостьи.

— Я говорю гипотетически. А кроме того, Программа вряд ли имеет какое-то отношение к вашей сестре, если только она не гораздо старше вас.

— Как вы смеете такое утверждать? — возмутилась Эйдриен. — Вы же видели имплантат.

— Нас перестали финансировать лет тридцать назад. К тому времени подавляющее число проектов переместилось за границу. Шестидесятые, что вы хотите! Каждый, кому не лень, проводил собственные эксперименты по управлению рассудком.

Неожиданно для себя Лью улыбнулся:

— Вы сказали, исследования переместились за границу?

— Большая часть работ проводилась в университетах и исследовательских институтах. Финансирование шло через фонды и учреждения, которым мы могли доверять. Когда агентством пристально заинтересовались конгресс и журналисты, некоторые особенно секретные проекты пришлось переместить за рубеж. К тому времени когда комиссия Рокфеллера приступила к расследованиям, вся деятельность оказалась прикрыта, а я ушел в отставку.

Какое-то время все молча сидели, глядя на блики огня. Наконец Макбрайд откашлялся.

— А как же я? — спросил он. — Откуда взялся имплантат?

Шпион в отставке покачал головой.

— А моя сестра! — настаивала Эйдриен — Как насчет нее?

Шапиро развел руками:

— Вы говорите не с тем человеком. Повторяю, я — динозавр в этой области.

— Нет, думаю, я разговариваю с человеком, который не хочет принять факты. Даже когда они лежат у него перед носом. Вы видели историю болезни, видели имплантат.

— Я видел фотографию.

— Считаете, что мы все выдумали? — поинтересовался Льюис.

— Нет, — уступил ученый.

— Тогда почему не хотите признать очевидное? Ведь ясно, что Программа не закрыта, — настаивала Эйдриен. — ЦРУ…

— ЦРУ не имеет к этому никакого отношения. — Шапиро медленно покачал головой. — Поверьте мне: если бы в проекте было замешано Управление, я бы знал.

Макбрайд пытался понять.

— Тогда кто же всем этим занимается?

— Франкенштейн, — ответил Шапиро.

Гости переглянулись, полагая, что неверно расслышали последнюю реплику хозяина дома.

— Простите, кто?

— Франкенштейн. — Старый ученый прикончил второй бокал вина и откинулся на подушки. На его губах блуждала отчужденная улыбка. — Агент или организация, не контролирующаяся извне.

— И?… — Эйдриен посмотрела на Шапиро, побуждая его закончить мысль.

— Это просто мои догадки, — признался он. — Судя по фотографии, я бы сказал, что Программу приватизировали.

— То есть как — приватизировали? — не понял Льюис.

— Значит, она оказалась в руках владельца из частного сектора. Или того, кто перешел работать в частный сектор. Иными словами, некто продолжил исследования уже самостоятельно — без помощи ЦРУ.

— Кто это может быть? — спросила Эйдриен.

Шапиро пожал плечами:

— Не имею представления.

— На такой проект требуется немало средств, — размышлял вслух Макбрайд.

Бывший разведчик кивнул:

— Да, не один миллион. А с другой стороны — на что не требуется денег?

— Как же им удается держать исследования в тайне? — удивилась гостья.

Старик немного поразмыслил.

— Вполне осуществимо, если разместиться в оффшорной зоне. Это должно быть что-нибудь небольшое, вроде клиники, где анонимность пациента имеет первоочередную значимость. — Ученый задумался. — Знаете, а ведь над Программой работают уже тридцать лет. Бог ты мой!

— Вы сказали, что поместили бы исследования в клинические условия? — ухватилась за мысль Эйдриен.

— Да.

Она подалась вперед:

— Тогда скажите, вы когда-нибудь слышали о клинике Прудхомма?

Шапиро насупился, подумал и покачал головой:

— Не припомню.

Эйдриен обернулась к своему спутнику, который смотрел на нее с немым вопросом, не понимая, к чему она клонит.

— А ты?

Вопрос застал Макбрайда врасплох.