Синдикат

— Ах, тут пьянка, как всегда! — С какой-то бумагой заглянула Угроза Расстреловна Всех. — Что это с вашим лицом? Доигрались? Вас что, допрашивали? Я хотела сказать: тут последние выплаты Кларе Тихонькой на календарь «Вечная Катастрофа», — так вот, чтоб вы знали, — я не подпишу!

— Не подписывайте! — бесшабашно отозвалась я. — Хрен с нею, не подписывайте, Роза Марселовна! Костян, налей неподкупному Стражу Пустой Казны…

— А знаете что, я выпью, действительно! — сказала Угроза Расстреловна, усаживаясь вдруг на стул… — Сегодня аудиторы закончили наконец проверку… Прямо камень с души…

— Ну и как? — поинтересовалась я ехидно.

— Все в порядке! По моей части — комар носу не подточит!

— Как… а Джеки? Вы же знаете, что…

— А это другая бухгалтерия, не моя, — быстро отозвалась Роза Марселовна… И, понизив голос, сказала: — И потом, — при чем тут Джеки? Вы что имеете в виду?

Она поднялась и под локоть подтолкнула меня к моему кабинету, одновременно плавно прикрывая дверь.

— Но вы же знаете новости… — тихо проговорила я. — Джеки играл на…

— Ну играл!.. — Она смотрела на меня со снисходительной иронией… — Джеки — это беда его собственной мамы или жены, — не знаю — кто там с ним мучается… Джеки свои проигрывал, свои кровные. Всю зарплату просаживал, это правда… Иногда буквально голодал… Я ему часто бутерброды из дому приносила… Уважаю честность! Страсть у него, понимаете… Бывают такие случаи. Достоевский. Некрасов. Но казенных денег он не касался…

Я, не отрываясь, смотрела на эту загадочную женщину. Она достала сигарету, закурила:

— У вас тут не курят, я знаю, но вы уж, считай, что уехали… Я одну затяжку, на минуту…

— Но… позвольте!!!.. Куда же — деньги… на что?!.. Миллионы!!!

Угроза Расстреловна Всех усмехнулась.

— Вы уезжаете? — спросила она. — Уезжайте, с Богом… — Она махнула рукой, налила сама себе из бутылки остаток вина… — Уезжайте… И не будите лиха… Вот, я выпью, чтоб вам дорога была… — Она поднялась, выпила стоя. — Так вас что это — не допрашивали, нет? Знаете, в той организации, где я работала до Синдиката…

Зазвонил телефон, и поскольку заплаканная Маша не брала трубку, чтобы не гундосить от имени всего департамента, я — через стол — потянулась к телефону.

— Мое терпение на конце, мерзавцы, подонки, паскуды!!! — заорал мне в ухо знакомый голос. — Я написал на вас куда следует!!! Я обещал, и я написал, обещал и написал!!! Пусть вам жопы-то начистят в вашем детском садике! Воры!!! Воры, подонки, мерзавцы!!! И ваш корабль паскудный, и ваши липовые евреи — это я, я сообщил, куда следует!

Я молча слушала Кручинера, удивляясь изобретательности разработчиков, придумывающих ходы для нашего нескончаемого комикса… Я залюбовалась этим вот, последним ходом, этим завитком, изыском, ничего уже не дающим действию… Наконец вежливо проговорила:

— Я уезжаю, Ефим Наумович, покидаю вас, счастливо оставаться! Передаю на ваше попечение новое начальство. Берегите его… Уверена, вы подружитесь.

И аккуратно опустила трубку на рычаг.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В последний раз с тайным торжеством, но и слабым шевелением грусти, я открыла почтовую программу. На меня, как из рваного мешка, вывалилось тридцать восемь писем.

— Рассылка «Народного университета» Пожарского с перечнем трех конференций, пяти семинаров и сорока девяти лекций, на каждую из которых меня приглашали особо;

— Рассылка Боевого Чеченского Союза против оккупации;

— Рассылка Панславянского союза против засилья американо-сионистского спрута;

— Приглашение от Гройса на Учредительный Пленум новой русской партии в поддержку еврейского лобби в странах Балтии;

— Сообщение из департамента розыска потерянных колен о том, что Иващенко Василий Федорович, 55 года рождения, по специальности тренер по плаванию, принадлежит потерянному колену Реувена («Реувен, первенец мой, крепость моя и начаток силы моей, избыток достоинства и избыток могущества, стремительный, как вода…»);

— Приказ по департаменту Кадровой политики об окончании каденции в должности синдиков: Клавдия, Панчера, Сокола, Коваля, меня, Гурвица… и прочих;

— Приказ по департаменту Кадровой политики об увольнении Анат Крачковски с занимаемой должности и немедленном отзыве ее в Иерусалим, безотлагательно, в любом виде, невзирая на сопротивление;

— Приказ по департаменту Кадровой политики о восстановлении в должности Анат Крачковски и продлении срока ее пребывания в России еще на три месяца в связи с отсутствием достойной замены;

Я пролистнула еще двадцать восемь ненужных уже сообщений, воззваний, приглашений и просьб, пока не докатилась в самый конец…

Ну, здравствуй…

Здравствуй, мой пророк, мой неведомый товарищ, мой судья, мой самый недоброжелательный друг и самый нежный недруг…

Я неловко, левой рукой защелкала «мышкой», повторяя себе, что это ведь — в последний раз: