Синдикат киллеров

Насчет нефтяной, говорите? — задумчиво переспросил он и, взяв бутылку «Абсолюта», потянулся к рюмке первого заместителя нынешнего премьер-министра. — Охотно расскажу, только вряд ли эта мелкая, почти анекдотическая история представит для вас интерес. Поверьте мне, Сергей Поликарпович, кабы не жулики, присосавшиеся к доброму делу, можно было хотя бы малую пользу принести отечеству. Увы. Узнав о махинациях, я закрыл кормушку. Скандал, конечно, да вы должны помнить. Правда, некоторые уши все-таки вылезли наружу... Хотите знать чьи? — спросил вдруг, глядя прямо в глаза, и увидел, как окаменел подбородок Сучкова. Отвел взгляд, усмехнулся и добавил: — То-то и оно. Действительно, вам лучше не знать... А теперь некоторые из тех бандитов, извините за грубость, хотят, чтобы я принял участие в их заведомо нечестной игре! Ну как вам это нравится? Вот вы вспомнили старика нашего, Андрея Николаевича, величайшего конструктора. А я вас вспоминаю, когда вы в нашем бюро были, уже в ЦК работая. Мы ж вас — поймите, у меня нет ни причин, ни повода для лести, — мы вас глубоко уважали. За ваши принципы. За то, что вы дело знали. И всегда нас ученых-практиков, поддерживали. Это в те-то годы!.. А теперь как на духу, идет? — улыбнулся Никольский и, чокнувшись с Сучковым, выпил. Тут же взял сигарету и закурил. — Лично вы, не как зам премьера, или будь вы хоть самим премьером, кто знает, как завтра сложится жизнь, мне глубоко симпатичны. Я возвращаю ваши же слова. Скажу больше, если вам нужна какая-то моя помощь, вы можете и имеете полное право на нее рассчитывать. Но я больше не хочу иметь дело с жульем... А почему вы не желаете попробовать лососинку? Это, знаете ли, свой собственный, домашний посол. Я такую рыбку только у вас в Сибири благословенной едал. Попробуйте. — И он положил тонкую розовую пластинку рыбы на тарелку гостя. — Поверьте, я очень рад принять вас у себя, так сказать, без чинов, по-домашнему, и буду вам еще больше обязан, если наши чувства окажутся взаимными.

«Вот так тебе, старая лиса! Что ты теперь скажешь?»

Сучков намазал кусочек бородинского хлеба маслом, положил сверху лососину, разрезал бутерброд ножом и, отправив в рот, пожевал задумчиво.

Прекрасно... Откровенность за откровенность. Вы, Евгений Николаевич, как я понял, уловили мой намек и оценили его верно. Я доволен. Мы ведь люди дела? Так? А в деле случаются разные нюансы, в том числе не очень желательные. Будем же надеяться, что не все наши желания — неисполнимы. А теперь я хотел бы вам чисто по-дружески прояснить некоторые ситуации, которые складываются в стране. Как говорится, не для печати...

10

Своеобразная, мягко выражаясь, жизнь в российском бизнесе, в котором Никольский варился с самого начала перестройки, провозглашенной Горбачевым, научила его практически ничему не удивляться. Или, в конечном счете, не показывать своего изумления открыто. Однако то, что он услышал, а точнее понял из доверительного монолога Сучкова, ввергло его, без преувеличения, в оторопь.

Неужели Сучков, партийный функционер со стажем, прошедший огни и воды на всех этапах жестко-поступательной карьеры, сточивший зубы на перемалывании соперников — это ведь искусственные, фарфоровой белизны резцы, обнажаемые в редкой для его лица улыбке, никого не введут в заблуждение, — неужели он в самом деле поверил своему собеседнику до такой степени, что позволил себе подобную откровенность?.. Или это у него точно разработанный план, в котором ему, Никольскому, отводится какая-то особая роль? Могло быть и так: сперва ошеломить своей якобы предельной откровенностью, искренностью, а затем повязать как прямого соучастника. Сперва идеи, а после — действия. Известно же: пока не знаешь — легче жить. А что же теперь?

Определенные силы, округло рассуждал Сучков, больше не намерены терпеть того бардака, в который превращают страну перестройщики-демократы, чьи убеждения и разрушительная деятельность уже открыто и без всякого стеснения финансируются западными спецслужбами.

Поэтому определенные силы, озабоченные трагической судьбой отечества, намерены преградить дорогу распаду, поставить плотину на пути этого почти неуправляемого потока.

—  Никто из нас не вечен, — философски, с хмурой усмешкой бросит Сучков. И, помолчав, добавил: — К счастью. А государство не может жить без головы. Пусть для начала и коллективной.

Никольскому не требовалось объяснения по поводу «определенных сил». КГБ, милиция, армия — вот эти строители плотины. Но в первую голову, конечно, партаппарат, партийно-государственная бюрократия, что, в сущности, одно и то же, в чьих руках, несмотря ни на какие перестройки, по-прежнему сосредоточены финансы, промышленность, сельское хозяйство и топливо, иными словами, деньги, заводы и земля с ее недрами, а также силы устрашения и подчинения — следовательно, власть.