Синан и Танечка

Тот поднял глаза и вдруг разом спал с лица, уставился на нее, как на призрака, даже попятился. Наверное, Таня с торчащим вперед круглым животом, в синем магазинном халате и с выпачканными землей пальцами не очень походила на ту хрупкую наивную девочку с глазами цвета лесного ручья, которой он так любил читать стихи.

– Танечка…. – забормотал он. – Танечка, видишь, как вышло? Ты прости меня…

Забыв про картошку, он направился к двери. А на Таню вдруг словно нашло что-то. Обычно робкая, тихая, она поняла, что не может вот так дать ему уйти. Вышла из-за прилавка и под недовольное ворчание покупателей ринулась за Сережей, нагнала его во дворе.

Весна уже распустилась вовсю. У магазина пенились кусты сирени, и весь воздух был пропитан ее кружащим голову нежным запахом.

– Сережа, как же так? – выкрикнула Таня в спину Сергею.

Он обернулся не сразу, как будто ссутулился от ее голоса, загнанно посмотрел через плечо.

– Как же так можно, Сережа?

Он смотрел в землю. Изредка поднимал на нее глаза и тут же щурился, отводил. Может быть, солнце слепило…

– Танюша, я слабый человек… Я не смог. У меня дети, понимаешь, я должен о них думать.

– У тебя еще и дети… – прошептала Таня.

– Понимаешь, вся эта жизнь, рутина… Она меня душит. Так хочется иногда забыться, поверить, что молодость еще не прошла, что все не кончено, что что-то есть впереди… Ты была моей несбывшейся мечтой, Танечка.

– Опять поэзия? – с горечью усмехнулась она.

– Нет, это я сам… Я… Прости меня, Таня, ради бога.

Он развернулся и побрел прочь. Из кармана ветровки торчала свернутая авоська.

– Да пошел ты!.. Пошел ты!.. – беспомощно выкрикнула ему вслед Таня, тщетно стараясь вспомнить самые страшные ругательства, которыми козыряли мальчишки в детском доме.

Она обхватила себя руками за плечи, опустилась на валявшийся перед входом в магазин деревянный ящик и заплакала. Не от страха за будущее, не от одиночества и обиды. А от боли из-за того, каким жалким, лживым ничтожеством оказался человек, казавшийся ей благородным идеалом.

В июле у Тани родилась дочка. Когда санитарка в роддоме впервые положила ей на руки тугой сверток застиранных пеленок, Таня с изумлением и невольным страхом стала вглядываться в крошечное сморщенное личико. Подумалось почему-то: вдруг девочка окажется похожей на отца, и ей тяжело будет видеть в ребенке Сережины черты. Но маленькая Ася – именно так она решила назвать дочь – взглянула на нее ее собственными, серо-голубыми внимательными глазами, сдвинула белые бровки и зашлась сердитым требовательным криком. Внешностью она явно пошла в мать, а вот характер имела куда более боевой и сильный. Впрочем, Таня иногда задумывалась о том, какой бы выросла она сама, не случись с ней смерть отца, предательство матери и детский дом. И клялась самой себе, что Асеньке не придется испытать ничего подобного. Она всегда будет рядом, жизнь положит, лишь бы девочка росла в любви и достатке.

Правда, с достатком как раз было непросто. Детскую коляску ей подарила на выписку из роддома Ирка – наверное, раскрутила на такую дорогую вещь своего Жженого. В ней Асенька и гуляла, в ней и спала – Таня после прогулки затаскивала коляску по лестнице в общажный коридор, протирала колеса и завозила ее в свою комнату. На пеленки и распашонки хватило декретных выплат.

Ирка, правда, ругала ее:

– Что ты чистоплюйничаешь, кулема? Надо поэта твоего замшелого на алименты раскрутить. По суду! А что, умел хрен совать, куда не надо, пусть и отвечает теперь. Почему ты должна одна корячиться, ребенка поднимать?

Но мысль о том, чтобы рассказывать чужим людям о том, как Сережа соблазнил ее, чего-то требовать от него, выдерживать нападки его рыжей стервы, которая наверняка попытается опротестовать ее заявление, была такой омерзительной. К тому же Таня вроде бы пока неплохо справлялась сама и надеялась, что так будет и дальше. Однако вскоре наступили тяжелые времена.

Советский Союз, государство, в котором Таня родилась, развалился. Страна на всех парах неслась в неизведанное будущее. Цены, еще вчера бывшие одинаковыми во всех магазинах, в одночасье взлетели. И однажды утром Таня обнаружила, что денег, оставшихся у нее до конца месяца, не хватит даже на килограмммяса.

Таня кое-как перебивалась с гречки на перловку, ходила полуголодная и однажды, пытаясь затащить тяжеленную коляску по лестнице, едва не упала в голодный обморок.

– Ты чего, Соловьева, зенки залила уже с утра? – со смехом крикнула ей Нинка, соседка по общежитию, увидев, как Таня, пошатнувшись, тяжело привалилась к стене.

Проснувшаяся Ася заплакала в коляске. Таня из последних сил втолкнула коляску по ступенькам, вытащила Асю и, тихонько бормоча что-то успокоительное, прижала дочь к себе. Впервые ей стало по-настоящему страшно. Как жить дальше? Ведь от голода у нее может пропасть молоко, Асенька останется голодная. И теплый комбинезон ей на зиму нужен. Что же делать?

С комбинезоном снова помогла Ирка. Она же иногда подкармливала Таню, приносила то палку дорогой колбасы, то пачку пельменей. Таня пыталась отказываться, но Ирка только махала рукой.