Символ Веры

Первый — кардинала Морхауза переиграли. Вернее — просто не стали играть по традиционным правилам, обойдя их. И пусть эта победа временная, сейчас игра ведется на условиях неизвестного противника. На условиях, к которым Морхауз не готов — это Франц отлично понимал, как особа приближенная. А факт второй описывался интересным англоязычным оборотом, который Франц подцепил у фра Винченцо.

«Trust no one»

Не верь никому.

Тот, кто решился убить Гильермо Леона Боскэ, поставил на карту слишком много и определенно не остановится ни перед чем. Уьийцы знают слишком много, возможно имеют глаза и уши в близком окружении Морхауза. Значит, предать может кто угодно. Любое письмо или сообщение может быть перехвачено, разговор прослушан. Любой контакт с патроном приведет к спасению или смерти с одинаковой вероятностью.

Что же делать?..

Франц потер виски гудящей головы. Мысли разбегались в стороны. как испуганные мыши. Секретарь никогда не сталкивался ни с чем подобным. Он был сведущ в своей работе, мог вести сложные переговоры, подкупать, даже аккуратно шантажировать — и делал все указанное на службе у кардинала Александра Морхауза. Однако никогда не спасал беспомощного и бесполезного подопечного от рук неведомых убийц. Подобными вещами занимался Андерсен. Но Штыка больше нет, да упокоит Господь его душу.

Франц беззвучно забормотал молитву по усопшим.

«Всемогущий Боже, услышь наши молитвы, возносимые с верой в Воскресшего Твоего Сына, и укрепи нашу надежду на то, что вместе с усопшим рабом Твоим и все мы удостоимся воскресения. Через Господа нашего Иисуса Христа, Твоего Сына, который с Тобою живёт и царствует в единстве Святого Духа, Бог во веки веков. Аминь.»

Привычные слова успокаивали, возвращали некоторое спокойствие.

«Боже, Отче Всемогущий, тайна креста — наша сила, а Воскресение Сына Твоего — основание нашей надежды; освободи усопшего раба Твоего от уз смерти и сопричти его к лику спасённых. Через Христа, Господа нашего. Аминь.»

Как бы то ни было, Байнет нынче уже на том свете, свободен от мирских забот. А Франц с Гильермо здесь, живы и в опасности, словно ягнята во тьме, лишенные пастыря. И время не терпит.

Мулат крутил педали, аппарат катился по одной из улиц, ловко огибая автомобили и родственников по транспортному классу. Хотя водитель относился к явным негроидам, он с истинно арабской ловкостью и цветистостью ухитрялся одновременно ругательски ругать автомобилистов, корчить рожи коллегам, делать комплименты симпатичным особам и комментировать вообще все происходящее. Например, несколько полицейских машин, пронесшихся мимо с громким воем сирен.

— О! Что то разбушевались нынче фараончики, не так ли, почтенные господа? Носятся, как наскипидаренные! Я-то хорошо понимаю, не думайте, я знаю, как это бывает. Как то раз моя почтенная матушка решила подлечить больную кошачью задницу, а надо сказать, была она подслеповата… матушка, то есть, не кошка и не задница, и перепутала масло со скипидаром…

После короткого раздумья Франц соотнес наскипидаренных фараонов с недавними событиями и счел, что между этими двумя явлениями определенно есть связь. Вспомнилось напутствие Байнета.

«Мы не знаем, кого они успели купить. Один подсаленный чинуша, и вы оба не доживете до утра. Удавят в камере и все. Вывози его из города, там свяжись с Александром.»

Да, это будет самым верным — секретарь схватился за мысль, как утопающий во грехе хватается за соломинку веры.

— На вокзал, — бросил он мулату.

— Какой именно? — сразу откликнулся тот.

Франц замялся.

— Уехать быстро, незаметно, недорого? — ухмыльнулся негр.

— Точно, — выдохнул секретарь. — Именно так.

— Значит нумер три, — подытожил водитель. — Тридцать франков!

— Что? — не выдержал Франц. — Это и десятой части не стоит!

— Все верно, месье, все верно, — рассмеялся мулат, светя своей сюрреалистичной улыбкой в битое зеркальце заднего обзора. — Три франка за дорогу, а остальное — маленькая премия. Воспоминание о вашей щедрости согреет мою душу, вернет веру в благочестие, и я вряд ли вспомню о таких добрых и отзывчивых людях, если кто-нибудь спросит.

— А без премии ты соответственно будешь стенать на весь белый свет о неправде людской, аки кимвал звенящий? — сквозь зубы уточнил Франц.

— Истинно так, месье, истинно так, — закивал хитрый коричневый водитель. — Готовьте денежки, и помчимся, как ветер!

Он повернул рычаг, выключая аккумулятор. Трицикл задрожал, затрясся еще сильнее, но покатил гораздо быстрее.

* * *

— Не иначе проповедовать будут и деньги клянчить. Сейчас я их шугану, святош поганых.

— Прошу прощения, — на хорошем французском отозвался один из святош, тот, что выглядел почище и поприличнее, сверкая лысиной и очками с одной погнутой дужкой. — Не надо нас… шугать. У меня… у нас… есть для вас предложение. Дело.