Симуляция

Мы помолчали, глядя на далекие городские огни. Я чувствовал себя крайне мерзко. Из-за моего идиотизма нам предстояло покидать насиженное место. Этого требовала безопасность, которой, конечно, можно было бы пренебречь, но не с таким партнером, как Герберт. Он почувствует любую слабину.

– Ладно, – сказал наконец Чирок, – уходить, действительно, надо. Но неделя-другая у нас точно есть. Так быстро инфа до него не дойдет. Будем готовиться.

– Знаешь, я когда увидел как предтечи вокруг скачут, сначала подумал, что это за мной. Что это он меня нашел. Ты прав, лютня нужна. Вон, уже глючит меня.

* * *

Рассказывали, что Чико, человек-манекен, наслаждался всеми почестями и удовольствиями, доступными пустыннику. К Перочисту это тоже относилось, но он и раньше был уважаемым человеком. К тому же, главным персонажем истории был все же именно Чико, ставший в один день из не слишком удачного гоп-стопника героем всей Пустоши. Куш, который они сорвали, был весьма крупным, но пустынник, сколько бы он не добыл денег, не может начать новую жизнь. Порядок требует, чтобы он львиную долю внес в общий котел. Но за это ему воздается почетом и уважением. Главным здесь были даже не столько радости и удобства, которые в цивилизованном обществе обычно покупают за деньги, сколько сложная система ритуалов, сродни средневековой. Чико теперь сидел за другими столами, входил в другие двери, слушал другие слова. Его уже приглашали на сходку, где уважаемые люди решали важные вопросы.

Триумф омрачали только припадки, которых раньше за ним не водилось. Это было нечто наподобие эпилепсии и повторялось все чаще. Парня внезапно охватывали жестокие судороги, изо рта шла пена, зубы крошились, он бился в корчах на полу, часто при этом мочился. Но, в отличие от эпилептиков, Чико все время оставался в полном сознании.

* * *

Малолетний Александр Фазиль, известный среди членов уличной банды "Ткачи" под именем Сопля, подарил отделам криминальной хроники сенсацию на неделю. Картину случившегося восстановили по показаниям свидетелей и данным патологоанатомов.

Семеро из "Плутонов", банды конкурирующей с "Ткачами" проводили время в "сходняке" – уличной беседке на задворках квартала. Это было уединенное место, к тому же в двух шагах от него располагалась лавка, в которой можно было купить спиртное. Все в окрестности знали, что "сходняк" – любимое место "Плутонов", их штаб.

Появление на пустыре Сопли было фактом настолько несуразным, что "Плутоны" его по началу не признали. Костолом решил, что зашел какой-то случайный фраер и отправил двоих бойцов потрясти лоха.

Подошедшие были далеко не самыми здоровыми из банды, но все же заметно возвышались над двенадцатилетним Соплей. Было видно, как они с двух сторон ухватили его за руки, а когда тот с возмущением вырвался, один из них резко ударил его под вздох. Сопля согнулся, схватившись за живот. Его опять взяли под руки и потащили было к беседке, но тут он затрепыхался как-то особенно отчаянно и все трое упали на землю, продолжали какое-то время бороться и затихли.

Костолом, смотревший на это с недоумением, скомандовал:

– Кабан, поди, глянь, что там такое. Что они, заснули?

Кабан, телосложение которого вполне оправдывало кличку, направился к лежащим в полной неподвижности телам. Вблизи картина ничуть не прояснилась. Пришелец лежал поверх других тел. Лицо было обращено в небо, но шапка съехала, закрыв его почти полностью. Скорее инстинкт, чем логика заставил уверенного в своих силах Кабана быть настороже. Он подошел ближе и пнул пришельца ногой. Тот не шевелился. Тогда он постарался носком ботинка сбросить с лица лежавшего шапку. Почему-то он все еще боялся нагнуться. В этот момент Сопля левой рукой ухватил его за штанину, подтянулся и быстрым движением правой вогнал снизу ему в живот заточку.

Падая, Кабан увидел рукоятку другой заточки, торчащую из груди его товарища.

– Вира-майна, – крикнул Костолом, вскакивая, – Никакой это не фраер! Это же Сопля из "Ткачей"!

Трое парней лежали неподвижно, а Сопля, опираясь на палку, ковылял прочь, волоча одну ногу.

"Плутоны" кинулись в погоню.

… Как только я увидел самолеты в небе, я понял, что это – мое. Но тогда у меня была всего лишь рогатка. [11]