Меня это жутко взбесило. Всего лишь пару дней назад немыслимо было представить, чтобы чернорабочие обращались ко мне в подобном тоне!
— Господа, нам не следует... — заскулил в арьергарде Белкин. Теперь он тащил на себе сварочный пост, сбросил его на бетон с таким грохотом, что у Тамары Маркеловны сердечко перевернулось. Другие тоже подпрыгнули, и наши, и строители.
— Да замолчите же вы, — приструнила Белкина «селедка». Я так и не запомнила имя этой фифочки, что увязалась за нами и за своим дружком. Краем уха слышала, что «селедка» пытается петь, а дружок торгует нефтью, точнее, его папашка. И вместе они худосочную «селедку» раскручивают. Какого дьявола парочка увязалась за нами — ума не приложу...
— Пригнись, братва! — предостерегающе выкрикнул Жан, уже для нас.
— Стойте, давайте обсудим! — верещал депутат.
Я беспомощно крутила головой, не соображая кого слушать. Откуда-то сбоку из жилого барака вынырнули еще трое мужчин, полуголые, чумазые, как черти, но явно славяне.
— Суки, что ж вы творите?
— Ты глянь, менты людей калечат!
— Опусти пистолет, засранец!
— А ну стоять! — вступился за Комарова Жан. — Вам делать больше нечего, как за черных вступаться?
— За черных? Это кто черный? — подал голос мужик с ружьем. Наконец я его рассмотрела, грузин или армянин, но не из шабашников, явно. Постарше, и одет прилично, если можно назвать приличными обрывки летнего костюма.
— Как вам не стыдно, а еще милиция! — проблеяла девка с ребенком. Она спряталась за спиной у грузина и, как шавка, лаяла из укрытия. — Убирайтесь отсюда, это наша территория! Думаете, раз денег наворовали, так вам все можно?
— Территория? — вскипел Комаров и дослал патрон в ствол. Таким я его еще не видела, парень конкретно себя накручивал. Он сделал шаг к крыльцу, не обращая внимания на загалдевших молдаван. — Территория твоя, мля? А это моя страна, ясно, гиви?
— И не фиг в моей стране указывать, где русскому человеку можно ходить, а где нет! — поддержал Григорий.
— Постойте, опустите стволы, не надо ссоры, — увещевал Белкин. — Парни, нам всего лишь нужна вода. Поделитесь водой, у нас дети!
— У всех дети! — отбрил кто-то из славян.
На крыльцо столовой тем временем вылезли еще несколько чумазых шабашников. Кажется, я на расстоянии ощутила исходившую от них вонь. От этих дикарей воняло всегда. Я вспомнила, как непросто было общаться с такими же, с позволения сказать, «спецами», когда они ставили мой фундамент. Хоть нос зажимай!
— Чем ваши дети лучше наших? — пискнул из-за забитого фанерой окна женский голос.
— А мы детей не обделим, — продолжал переговоры Гриша. — Все должно быть поровну...
— Да вы детей наших задушите и не поморщитесь! — Уже новый голос, хриплый, но опять женский.
Переговоры зашли в тупик. Напоминать Грише про детей не стоило, он своих пацанов даже толком не похоронил. Я видела, как на его щеке заиграл желвак. Как-то нехорошо мне стало. Похоже, мы все не ожидали, что здесь столько бабья окажется. Мы договаривались войти тихо, ну максимум — положить часового, выражаясь языком партизанским. Если бы не мудила Комаров, затеявший пальбу, они бы не повылазили...
Чуяла я, что дело пахнет керосином!
Тут вперед снова полез наш «миротворец». В дурацкой тюбетейке, в серой, задубевшей от пота футболке Белкин меньше всего походил на уважаемого хирурга. Мне с самого начала стало ясно, что помирить он никого не способен. Напротив, из-за таких, как он, «и вашим, и нашим», волевой напор Жана мог пройти даром.
— Мы не будем стрелять, если вы поделитесь...
— Ага, вы уже раз обещали! — В руках шабашников появились куски арматуры. Мне показалось, там был еще один ствол, но ручаться я не могла. В кошмарном синем освещении тени скакали, предметы постоянно вытягивались и укорачивались вместе с тенями. Кроме того, пот буквально заливал глаза. Я не успевала промокать лоб и веки платком.
— Кирилл, отойди! — гаркнул Жан. — Шо ты с ними церемонишься?
Молдаване осмелели, чувствуя, что первая атака захлебнулась. Я никак не могла их сосчитать; кто-то все время то входил, то выходил.
— Эй, мужик, я же тебя помню, — обратился Григорий к грузину с ружьем. — Ты же не с ними, я помню. Вы с Тарасовым кабель прокладывали, верно ведь? Чего ты их покрываешь, красавчиков?
— Я с Тарасовым в одном отделе, — проворчал грузин. — Никого я не покрываю, но мы тут такие же люди. Вы там позабыли, кто вы есть, за чей счет заборов понатыкали, так вот познакомьтесь с народом.
— Это кто народ? — вякнула наша певичка-«селедка». — Дядя, это ты народ? Мы своим трудом, честно дом строили, не то что некоторые!...
— Я к тебе, шалава, на «ты» не обращался, — отрезал грузин. Ружье он не опускал, продолжал целиться в Гришу.
— Это ты, птичка, стало быть, честно, а мы — воры? — засмеялись из толпы.
— Люся, я тебя умоляю... — накинулся на «селедку» ее хахаль. Он бросил свои канистры, пытался оттеснить певичку к гаражу, а может, и сам задумал свалить. Но «селедка» вырвалась и буквально потащила его за собой.