Симулякры и симулянты

— Вы уж извините меня, я и правда никого не хотел обидеть. Я больше не буду, — дёрнув брылями, обратился профессор к Марине Сергеевне.

— Никто на вас не в обиде. Вы такой умный, — улыбнулась ему Марина Сергеевна в ответ.

Лощинин помолчал, а потом всё-таки заметил:

— Вы знаете, так женщина обычно говорит мужчине, когда думает, что большего дурака она не видела.

Марина Сергеевна вежливо улыбнулась. Лощинин помолчал и добавил:

— А вы очень красивы. Хоть здесь мне повезло.

— Так говорят о женщине, когда больше о ней нечего сказать, — не осталась в долгу проректор. Теперь пришла очередь улыбаться Лощинину. Марина Сергеевна кому-то моргнула, и из бара принесли вторую бутылку водки. После чего они выпили за улучшение понимания друг друга и окружающей действительности.

Лощинин выпил, и ещё и, наконец почувствовал долгожданное тепло в ногах и шум в голове. Он попрощался с соседями по столу и двинулся к своему номеру, но как-то неожиданно получилось, что ушёл он не один, а с молодой докторессой из Иркутска, которая жила в номере, расположенном в соседнем доме. Лощинин слушал её рассказ про иркутский берег Байкала, который был более свиреп и красив, чем местный, задавал уточняющие вопросы про Ангару, Песчанку и Листвянку. Потом, не зная, что сказать в ответ, предложил зайти выпить чаю к нему в номер. Докторесса в темноте слегка от него отодвинулась и сообщила, что лучше им продолжить общение завтра. Лощинин вздохнул с облегчением, но потом с положенной долей мужской сокрушённости в голосе пожелал ей спокойной ночи и отправился к себе спать. Когда в номер пришёл Белкин, он не слышал.

Утром Лощинин проснулся от солнца и холода. У базы была своя небольшая котельная, и в целях экономии топлива по батареям время от времени начинали гонять так называемую обратку. В результате, когда Лощинин укладывался вечером спать, батареи были горячими, но к утру они стали чуть тёплыми.

Солнце светило в глаза, но вылезать из-под тёплого одеяла не хотелось. Впрочем, оно не спасало, Лощинин почувствовал, что мёрзнет и более не заснёт, с кряхтением встал и отправился в душ, где шла чуть тёплая вода. Впрочем, к концу его бритья и мытья вода стала почти горячей.

Лощинин разбудил Белкина: пора было идти завтракать, в десять утра начинались секционные заседания. Доцент сонно посмотрел на него и сообщил, что его не надо ждать к завтраку. Есть Лощинину не хотелось, хотя организм требовал кофе. Профессор решил прогуляться перед завтраком в надежде нагулять аппетит, и пошёл к Байкалу. Вид с берега был на Баргузинский залив, сквозь утренний редкий туман просматривались склоны сопок по берегу слева от базы. В отсутствие волн байкальская вода приняла обманчиво ласковый вид, будто звала искупаться под лучами ещё тёплого осеннего солнца. Лощинин долго всматривался в это сочетание Байкала, солнца, воздуха, леса и скал, то пытаясь что-то увидеть вдали, то опуская взгляд к воде у самых ног, сквозь которую просматривались поросшие мхом камни. Видимо, часть важных связей с окружающим распалась в его душе и уже отказывалась соединяться вновь, хотя какие-то проводки нервов всё ещё искрили в ответ на подачу сигналов об окружающей красоте, пытаясь раздражить центры памяти. Лощинин вдруг почувствовал неожиданный комфорт, находясь именно здесь, в одиночестве на сыром берегу, наблюдая за расходящимися на солнце клочьями белого тумана.

— Вот вы где, Владимир Алексеевич, — услышал он голос Анны. — Пойдёмте завтракать.

— А что же Белкин? — спросил Лощинин.

— Спит, — аспирантка подошла и встала рядом.

— Глупо как всё получается, — сказал профессор.

— Глупо, — ответила Анна. — Но, ты знаешь, Андрей мне начинает нравиться.

— Естественно, — ответил Лощинин. — А меня вот Шведов раздражает.

— Можно, я тебя сейчас поцелую? — спросила Анна, взяв профессора за руку.

— Нет, — сказал Лощинин.

Они так и пошли на завтрак, не разнимая рук.

За завтраком не было строгой рассадки, и Лощинин с Мельниковой присоединились к Татарникову и Марине Сергеевне. Татарников, пожелав коллеге приятного аппетита, сказал:

— Алексей Никитич у нас будет председательствовать на второй секции. А я на первой. Прошу ко мне на секцию для дружеской критики и прочего соучастия.

— Не хочу, — сердито ответил Лощинин. — Вот сейчас выпью кофе и пойдём с аспиранткой по берегу гулять. Сам с сибирской наукой управляйся.

— Не обижайтесь, Владимир Алексеевич, — вмешалась Марина Сергеевна. — Там так же студенты наши будут. И аспирантки… Для них ваше участие очень важно. И полезно.

Лощинин закипел, но не нашёлся, что ответить на грубую восточную лесть с небольшой примесью издёвки. В это время к их столу подошёл, как всегда щеголеватый, Белкин. Казалось, что для него не существует временных поясов.

— Вы, Марина Сергеевна, лучше Белкина попросите на секции сходить. У него там и сообщение есть, в программе записано, — вредным тоном сказал Лощинин.

— Прошу, прошу, — любезным тоном сказала Марина Сергеевна.

— Обязательно приду, — ответствовал доцент. — Там у вас порядка двадцати выступлений стоит, Сергей Михайлович?