Симптом страха

— А к какой группе себя причисляешь ты в этой своей классификации генетических фашистов? Потому как мне лучше пострадать от ошибки доброго человека, чем от безошибочности вот такого человека зла, которого обрисовал ты. Это совершенно невозможно — думать, что ты в самом деле думаешь так, как говоришь!

Что-то вздрогнуло в нём, и Глеб, углубившись в себя, дышал теперь с озабоченным сопеньем. Его клюющие движения и понурый в пол взгляд как бы говорили: слово не воробей, не подумал и сказал — «алаверды» уже не сделаешь. Поэтому Глеб думал — думал, как ответить на вопрос, не скомпрометировав себя. Он давно уже знал или, во всяком случае, крепко догадывался, что зло в человеке осознаёт себя. Осознав, начинает вести умосложение и борьбу идей, потому как если ты не «четвертый» и, не дай бог, не «пятый», то обязательно последует подчинение всего морали, где правят два начала. А что может быть хуже этого — дихотомии этих двух начал, помноженных на юность, дающих в остатке кровоточащие царапины коллизий, что-то вроде бесконечных, неделикатных и даже каверзных вопросов: «вот я — кто я такой?» Как ни старался, Глеб не мог ответить ни себе, ни Нэнси.

Нэнси это прочитала, похолодела и, гневно сведя высокие подвижные брови, стала смотреть куда-то мимо Глеба, вдаль.

— Твой котёл барахлит и чадит, — процедила она сквозь зубы. — С ним точно творится что-то неправильное.

— Я вот давно заметил, — нарочито бодренько подал голос Глеб, — у человека, что к пользе — всё правильно, он всё может оправдать, а что ко вреду, что мешает — неправильно. И непременно, сразу появляются на свет все аргументы: и за, и против. Проблема в том, что при таком раскладе истинное положение вещей, которое кто-то называет правдой, кто-то истиной, не всегда совпадает с чувством ожидания пользы. Вот она где мораль, регулирующая наше поведение. Ты можешь сочувствовать быку на бойне и быть при этом эмиссаром террористической ячейки, ты можешь быть богобоязненным христианином, верящим в пришествие Христа и быть ответственным за подрывную деятельность или, наконец, ты можешь быть образованным человеком, дипломированным словесником, морально устойчивым, объективным, беспристрастным и при этом вербовать местных анархистов в свою ячейку.

— Это же чёрте что! — Нэнси отёрла лоб тыльной стороной ладони. — Услышь себя!

— Ты попала под бой, — сказал он и показал ей круглые повеселевшие глаза. — Говоря короче, попалась ты, так что не дури больше, с тебя уж хватит.

— Ты полагаешь? — вскипела Нэнси. — Хочешь сказать, я вся на ладони у тебя? И имена моих подельников ты знаешь, а?

Нужно было молчать, Нэнси чувствовала это подступающей к груди щекоткой чувства большой опасной игры, затеянной Глебом. Непонятное и неподатливое растекалось вокруг неё, постепенно захватывая, зажимая в плотное кольцо. Слёзы были готовы брызнуть, и она очень стыдилась поперхнуться ими, показав Глебу слабину. Мотая головой, она бросила ему в лицо первое, что пришло на ум, лишь бы удержать себя от переизбытка накопившихся эмоций. И кто бы мог подумать, что она тем самым угодит пальцем в небо.

— Да, — Глеб двинул бровью и сам же расслышал провалившуюся в блаженную фальшь настроенность собственного голоса. — Нет! Вообще нет, но это ничего, это мы поправим. Без приглашения, уж поверь. Интонацию улавливаешь? — Он добавил: — Х-хо-хо! — не улыбнувшись и вдруг начал строчить, как по бумажке: — А дело было так: с июля по сентябрь в Петербурге и Перми ты рекрутировала кандидатов, близких по духу и идее «Клуба», знакомила с уставом. В твой рекрутский набор входила вся тусовка на Дундича. Степан был ответственный за подрывную деятельность, Тарас вёл процесс информационного обеспечения при подготовке и реализации твоих управленческих решений. Девушки исполняли роль эмиссаров. Лена была направлена спецпредставителем в ячейку Южная, территориально располагавшуюся на территории микрорайона Адлер в городе-курорте Сочи, Ира возглавила Северную группу в Питере. Достоверно будет установлено о функционировании ещё двух ячеек — Центральной и Восточной, одну из которых ты приехала посетить в Москву с целью ревизии. А всего две недели назад в Екатеринбурге «Клуб» проводил съезд, где обсуждалась готовность к выполнению основных целей и задач террористического сообщества.

— А художник, скажи…

Глеб осёкся. Он непонимающе уставился на Нэнси.

— Он тоже замешан в этом?

— В чём? — Глеб почувствовал, что Нэнси неспроста интересуется судьбой Аткарцева: она куда-то гнула, что-то затевала.

— Репутация дороже истины? — миролюбиво спросила Нэнси и припомнила: — Репутация твоего отца. Ты же её поправил, верно?

— Я заблуждался на его счёт, — сказал Глеб тихим, недовольным голосом. — Вся эта суматоха вокруг Дьявольской Библии не стоила и комариной плеши. Несуществующее факсимиле…

— Как «несуществующее»?

— Ты видела другую книгу.

— Другую? То есть?

— Сейчас это неважно.

— А что важно? Что твой отец подставил невинного человека, как и ты сейчас делаешь ровно то же самое со мной и остальными, которые — уж ты-то точно знаешь! — ни в чём не виноваты.