Симода

– Евфимий Васильевич, японские чиновники идут, – доложил Пещуров. – Прибыли Накамура Тамея и Эгава Тародзаймон.

Путятин посмотрел на большие карманные часы.

Выдвинули большое красное храмовое кресло. Адмирал снова сел в него.

Затопали матросские сапоги. Впереди шагал Аввакумов с адмиральским знаменем. Он развернул его тяжелую золотую ткань с черным орлом за спиной Путятина. Двое матросов с ружьями встали по сторонам.

Лесовский спустился по плахам храмовых ступенек встретить секретаря японской правительственной делегации Накамура Тамея и начальника здешней округи Эгава Тародзаймона, явившихся с толпой чиновников.

Здоровяк Накамура с умными маленькими глазками на большом лице, под зонтом, который нес его самурай, в тяжелом халате, как старая барыня в шелковом салопе.

Чиновники стали складывать мокрые зонтики и отдавать суетившимся подданным.

Лейтенант Сибирцев, лейтенант Можайский; поручик Елкин и мичман Зеленой не пошли через сад, а зашагали по кривой улице к храму. Дождь стих, небо расчистилось. Настроение у всех четверых преотличное. Адмирал каждому задал дело на сегодня. Можайскому, Сибирцеву, Михайлову и Зеленому – чертить. Унтер-офицерам и фельдфебелям – заняться с ротами. Елкину – идти на опись бухты на японской лодке.

Офицеры ночевали в старом, но заново отремонтированном доме священника при храме Хонзенди, который от храма Хосенди, где жил адмирал, отделен лишь садом и кладбищем. Для восьми офицеров японцы отгородили восемь отдельных комнат и девятую, просторную – для общих обедов и занятий. Капитан со старшим офицером занимают комнатки по бокам алтаря храма Хонзенди, точно такие же, как Путятин и Пещуров в Хосенди. Оба храма под той же кручей, с которой висят, грозя рухнуть, скалы и деревья, а в дождь льет вода по стенам с вьющимися корнями и лианами.

Офицеры с утра выкупались, денщики привели в порядок их одежду и начистили оружие. Все в наглаженных мундирах с блестящими пуговицами, в киверах, с кортиками и палашами.

Слева – пустырь, справа – садики за изгородями из камня и коричневых досок. Соломенные крыши с навесами над низкими стенами как нахлобученные шапки. Промытая дождями тучная листва апельсиновых деревьев со спелыми, яркими плодами среди глянцевитой зелени.

Две девушки в кимоно и с зонтиками появились среди улицы, шагая в белых гета на толстых подошвах. Обе с блестящими черными прическами в девичьих наколках и цветах, с огромными бантами за спиной цвета и формы пестрых бабочек. Шли быстро, своей нежной походкой, мелко семеня – пятки врозь, носки вместе, как обученные медвежата.

– Myсмешки, господа! – меняясь в лице и приосанившись, пробормотал Можайский. Он быстро ощупал золотые пуговицы на мундире.

– Как все-таки поэтичны их наряды! – мечтательно сказал Сибирцев. Он узнал девушку, что вчера встречала его в толпе, он сразу заметил ее и подумал, что помнил о ней сегодня.

– Помните, господа, что Евфимий Васильевич велел нам оказывать заботу, почтение и внимание... – объявил Зеленой.

– Так и окажем, господа, почтительность! – повелительно сказал Александр Федорович Можайский.

«Какое-то волшебство! Какая нежность лица... Такое утонченное и естественное совершенство!» – размышлял Алексей Николаевич, стараясь не смотреть в лицо понравившейся девушки, чтобы не смутить ее, и немного стыдясь и не желая выдать свое неясное чувство.

Офицеры, выровняв ряд, зашагали твердо в ногу. Приблизившись к девушкам на четыре шага, враз, как по команде, вскинули на них головы в высоких киверах и, как при встрече с командующим, взяли под козырек.

Девушки уже стояли на обочине дороги, уступая путь мужчинам и воинам, не разгибаясь и не подымая глаз в почтительном поклоне.

– Адмирал может быть спокоен! – через некоторое время со вздохом сожаления объявил Можайский.

– Евфимий Васильевич сам разбередил сегодня своими остережениями... Я и не думал! И ничего подобного и в голове не было... – оправдывался Елкин.

– Право, вы очень благородны! – сказал Зеленой.

– Евфимий Васильевич нес какую-то чушь, – отозвался Можайский.

– Я не слушал... но наша цивилизация долго тут не устоит, – молвил мичман.

«В такой глухой деревне – и такие красавицы! – подумал Сибирцев. – Ее первую я увидел еще вчера! Сразу бросилась в глаза... Неужели это имеет значение?» Ему казалось, что это, быть может, предчувствие. Но вчера в его голове не было, кажется, ничего подобного...

Глава 6 НАКАМУРА ТАМЕЯ

Унтер-офицер Аввакумов, стоявший со знаменем за креслом адмирала, видел с высоты своего роста все собрание. Напротив Евфимия Васильевича на особой скамеечке сидел Накамура Тамея. Подле него местный дайкан[11] Эгава. Офицеры расположились полукругом, оставляя свободным пространство перед адмиралом, где на коленях стояли переводчики Мориама Эйноскэ и Татноскэ. Дальше все помещение храма занимали сидевшие на полу японские чиновники.